За горами, за лесами - Леонид Семёнович Комаров

Генка с уважением слушал Тишу.

— А ты что, — спросил Тиша, — тоже мазурничаешь?

— Нет… — Генка замялся. Хотел было рассказать, что тоже собирается уехать из дома, но раздумал. Стыдно говорить о картошке. Совестно.

Генка пригрелся и уснул.

Проснулся он от толчка в плечо. Ничего не понимая спросонку, услышал ворчливый женский голос:

— Носит вас, беспутных. Спали бы дома. Никак, беженцы?.. Ох ты, господи! Ну-те-ка, вставайте, нельзя у нас больше, закрываем баню. — Женщина не очень решительно тормошила детей.

Рядом зашевелился Тиша, захныкала сонная Нюрка.

Делать было нечего, пришлось выбираться на улицу.

Тиша некоторое время потоптался у дверей и сказал:

— Пойдемте в трюм.

— Это куда? — спросил Генка.

— Да тут рядом. Я еще днем его заприметил. Там тепло, не хуже, чем в бане.

И они пошлепали за Тишей.

Обошли кругом баню, завернули за котельную и остановились перед каким-то колодцем. Тиша первым полез вниз. Когда его голова исчезла в черном кругляше, из колодца послышалось:

— Подавай Нюрку.

Генка приподнял девочку и стал опускать в колодезную черноту. Там было неглубоко. Тиша сразу подхватил Нюрку и сказал:

— Теперь ты залазь.

Генка осторожно опустился, ноги стали на какую-то большую трубу. Тиша взял его за руку и потянул в сторону. Когда глаза привыкли к темноте, Генка различил неведомо где кончавшийся коридор, вдоль стен и по полу которого тянулись теплые трубы. Ребята сели поудобней, прижались и снова задремали.

Разбудил их сильный грохот. Он то стихал, то снова нарастал и проносился над самой головой. Нюрка испуганно схватила брата за руку.

— Что это? — спросил Тиша.

— Танки, — небрежно ответил Генка.

— Танки-и… — и Нюрка заплакала.

— Не бойся, это же свои танки. Мой папка их делает. С завода идут. Должно быть, на полигон. Мы с пацанами ходили туда. Гильзы от снарядов собирали и порох тоже. Артиллерийский порох — как макароны. Длинные такие трубки и сладкие, если лизнуть… Подпалишь такую макаронину с одного конца, она как закрутится на месте, а потом вдруг — в одну сторону, в другую как даст, как даст! Здорово!

Спать больше не хотелось.

Когда на улице развиднелось, ребята выбрались наверх. Дождь перестал, но было сыро, грязно и холодно. Земля совсем размокла. Машины, буксуя, натужно взвывали и проваливались в колдобины, разбрызгивая грязь. Резкие порывы ветра заставляли людей втягивать головы в поднятые воротники.

Первой про еду вспомнила Нюрка. Она по одной доставала из карманов пальтишка завалявшиеся там грязные пересохшие крошки и отправляла их в рот. У Генки сразу забурлило в животе. Тиша свернул папироску и закурил.

Они отправились на базар. Он состоял из нескольких рядов длинных деревянных лавок, где торговали картошкой, разложенной в кучки, американской свиной тушенкой, разделенной на порции, паточными конфетами-самоделками. За лавками находилась «барахолка», и продавались там дратва и вязальные крючки, облигации и продуктовые карточки, поношенные кирзовые сапоги и часы… Народу было здесь всегда полно.

У сухонькой и седенькой старушки, стыдливо стоявшей в стороне, купили пайку хлеба за двадцать рублей, которые Тиша хранил в той же коробке из-под монпансье. Старушка приняла деньги, завернула их в платок и сунула за пазуху.

Тиша стоял в раздумье, глядя на хлеб, потом махнул рукой и направился к столам, где торговали тушенкой. Генка и Нюрка пошли следом. Тиша прошелся вдоль прилавка, остановился напротив одной из торговок, в телогрейке, повязанной серым грязным фартуком, и протянул ломоть хлеба.

— Наворачивай!

Женщина собрала ложкой с листа бумаги порцию тушенки, положила ее на кусок хлеба и старательно размазала. Нюрка встала на цыпочки, ухватившись руками за край прилавка, и глядела на женщину. Генка потянул носом. Тиша в это время делал вид, будто ищет деньги, которых у него не было. Вдруг он сделал глуповатое лицо и с сожалением произнес:

— Грошей нема. Сворачивай.

Торговка некоторое время с недоумением переводила взгляд то на Тишу, то на ломоть хлеба с тушенкой, потом обозвала его «ширмачом» и, соскоблив свой товар обратно на лист, швырнула хлеб, добавив при этом какие-то ругательства.

Тиша отошел в сторону, ухмыльнулся и показал Генке хлеб, в дырочки которого набилось сало.

— Все, глядишь, не всухомятку, — сказал он и разломил кусок на три равные части.

Хлеб показался невообразимо вкусным и только еще больше разжег голод.

Сплошная серая туча разошлась, показался чисто-голубой лоскут неба и бледно-желтое солнце, больше похожее на луну. Чуть теплые лучи запрыгали по многочисленным лужицам, оживляя унылый октябрьский пейзаж.

Ребята уселись на грязных ступеньках одного из киосков, подставив лица слабому солнцу.

Тиша разглядывал свои развалившиеся ботинки, подкрученные проволокой. Нюрка сиротливо сидела рядом, держась за полу его фуфайки. Лица у них были худые, усталые и печальные.

Третьи сутки в этом городе, а отца отыскать не удалось. «Неужели его и здесь нет?!»

Несколько месяцев мыкаются они по разным городам; давно выменяли на еду пожитки, которые им собрала в дорогу мать. И денег совсем не осталось. Иногда Тиша жалел, что они с Нюркой не пошли в детдом, но старался об этом не думать.

Генке стало стыдно, что он собрался убежать, но еще стыднее было возвратиться домой.

И вдруг лицо его осветилось решимостью.

— Знаешь что, Тиша! — Генка схватил его за рукав. — Пойдем к нам, а?

— К вам? — Тиша недоверчиво посмотрел на своего нового товарища.

— Ну да!.. Мы мою норму на троих делить будем!

Тиша мотнул головой, точно хотел кого-то боднуть:

— Ну, коли так, пойдем.

…Перед дверью ребята остановились. Генка прислушался. Было тихо. Только одно мгновенье он колебался, посмотрел на друзей и встретился с внимательным Тишиным взглядом. Он собрался с духом и решительно отворил дверь, пропуская вперед Тишу с Нюркой, потом зашел сам.

Отец и мать были дома. Генка видел, как мать поднялась, но тут же бессильно опустилась на табурет и прижала к глазам полотенце, которое держала в руках. Отец встал и шагнул навстречу. Генка напряженно глядел на него.

Отец в рабочей спецовке и потертом, давно потерявшем блеск кожаном полупальто. Лицо грязное и усталое, глаза от бессонной ночи в маленьких красных змейках. Генка не знал, что отец двое суток был на аварийной работе, а вернувшись домой, сразу отправился искать его.

— Папа, это Тиша и Нюрка. Они из Ленинграда, отца своего ищут, — неуверенно промолвил Генка. — Можно, чтоб они к нам?

Отец посмотрел на ребят.

Тиша, готовый услышать отказ, глядел ему прямо в глаза. Генка нетерпеливо ждал.

— Можно, — сказал отец.

Мать поставила на стол большую миску дымящейся картошки, да не в мундире, а чищеную! И неведомо откуда