Фундамент - Алексей Филиппович Талвир
Разорвал конверт, лихорадочно расправил тетрадный лист, взглянул в конец письма. Едва разобрал подпись: «Маша». Облегченно вздохнул: слава богу, если жива Маша, значит…
Прислонившись к стене, стал читать:
«Дорогой Сережа, чем такое писать, лучше бы мне умереть. Сидим с Ромиком на пристани в Горьком, ждем парохода. А Тамары с нами уже нет. И никогда не будет. Когда мы подъезжали к Горькому, наш поезд начали бомбить. Одна бомба угодила в паровоз. Все стали выбегать из вагонов. Мы с Тамарой и Ромиком тоже выскочили на волю. Самолеты кружили над людьми и строчили из пулеметов. Было так страшно, так страшно! Ромик был перепуган и очень плакал. Тамара крикнула мне, чтобы я легла на землю. И сама упала, прикрыла собой сына.
Когда все кончилось, самолеты улетели, я подбежала к Тамаре, хотела помочь ей встать. Но… она была вся в крови, мертвая. Я так испугалась, так закричала… Сбежались люди. Слышу, говорят, что пуля угодила прямо в висок. Подняли Ромика. Я слезами смысла с него кровь Тамары. Хорошо еще, что он такой маленький, глупый и не понял, что произошло с его матерью. Тут же он уснул у меня на руках.
Убито было семь человек, а раненых — не сосчитать.
Все это произошло ночью. Утром за погибшими пришла машина. Тамару я похоронила на кладбище, неподалеку от автозавода.
Ребята-железнодорожники проводили меня с Ромиком на пристань, перетащили чемоданы. Я так признательна им за помощь!
Ромик здоров, хорошо ест, сегодня я его кормила уже два раза. Купила ему даже кипяченого молока. Если повезет, завтра будем дома.
Как же мне трудно, Сережа, писать тебе обо всем этом! Лучше бы мне вместо Тамары погибнуть. И тебе было бы легче, и Ромик не остался бы сиротой. Береги хоть ты себя. Не забывай, что тебя ждет сынок. До твоего возвращения я с Ромиком не расстанусь. Приедешь — покажу Тамарину могилку. Маша».
Сергей подал рапорт командиру истребительного батальона, чтобы его откомандировали на фронт. Он хотел мстить врагу за смерть жены. И получил отказ. Тогда он решил обратиться к Сталину.
«Мои родители, — писал он, — находятся в действующей Вутланской дивизии. Прошу перевести и меня туда. Будем воевать против врага всей семьей».
Очень скоро пришел положительный ответ.
3
Новое место дислокации медсанбата — небольшая деревенька, утопающая в садах. Тронутые первыми заморозками поредевшие кроны яблонь поблекли, пожухли, как после пожара. Только листья вишен да сирени все остались глянцевито-зелеными. Но по тому, как безжизненно звенели они на осеннем ветру, было ясно: и их не пощадило ледяное дыхание приближающейся зимы.
Уге Атласовне отвели под жилье отдельный дом, учитывая, что здесь же будет квартировать и командир автороты Мурзайкин. Харьяс поселилась в доме неподалеку вместе с фармацевткой и хирургической медсестрой. Обе — молодые, жизнерадостные девушки, на фронт пошли добровольно.
В отсутствие Харьяс они без умолку обсуждали своих поклонников, от которых не было отбоя, — тут и молодые офицеры автороты, и выздоравливающие бойцы, и командированные интенданты. Народ решительный, красноречивый, они наперебой предлагали молоденьким медичкам все, что было в их личном распоряжении, — сердце и ласку.
Случалось, и нередко, что рыцари в офицерской форме обращали свои страстные взоры и на тридцативосьмилетнюю Харьяс. По-девичьи стройная, темнокосая, смуглолицая, она выглядела моложе своих лет. Но задумчиво-укоризненный взгляд ее черных, слегка раскосых глаз мгновенно отрезвлял ухажеров.
Одни ее строгость объясняли солидным возрастом — девятнадцатилетним девушкам она представлялась чуть ли не старушкой. Другие понимали ее: флиртовать со скучающими офицерами в то время, когда рядом воюет муж, любящий и любимый, — просто непорядочно. А тут еще неотступная тревога за него: что с ним? Не ранен ли?..
Дивизия все еще стояла в резерве, и персонал медсанбата справлялся с повседневными делами в дневное время. Холодными осенними вечерами Харьяс и ее молоденькие помощницы уютно устраивались перед затопленной голландкой и вели долгие разговоры о жизни.
— Ой, Харьяс Харитоновна, расскажите, пожалуйста, где и как вы познакомились с майором Чигитовым? — спрашивала чернобровая Фейга, и лучезарная синь ее круглых глаз, казалось, освещала комнату, погруженную в таинственный полумрак.
Эта девушка родом была из Западной Белоруссии, из Логойска. Перед самой войной во время отпуска она приехала в Вутлан к своей замужней сестре. Тут и вступила добровольно в Вутланскую дивизию. По документам она значилась Фридой, но все почему-то звали ее Фейгой. Очевидно, так ей больше правилось.
— А где вы справляли свадьбу? Конечно, не венчались и на вас ополчились церковники? — так же горячо интересовалась Рита. До войны она работала в главной аптеке Вутлана. Ей было известно, что до революции и в первые годы Советской власти в Чувашии процветали невежество, дикие обычаи, вроде похищения девушек или поклонения злому идолу Киреметь. Люди, восставшие против этих древних обрядов, в представлении молодежи сороковых годов, были революционерами, достойными поклонения и признательности.
Харьяс скупо рассказывала о своей нелегкой молодости. То ли ей все еще больно было вспоминать об унижениях, которые она тогда вынесла, то ли счастье последних лет навсегда заслонило прошлое?..
А вот о том, как долго, настойчиво добивался ее любви Кирилл Чигитов, она рассказала девушкам. Не за тем, чтобы похвалиться своей неприступностью, а чтобы еще и еще раз воздать должное любимому человеку.
— А как он объяснялся вам в любви? А когда он первый раз вас поцеловал? Интересно, по каким признакам можно понять — настоящая это любовь или только увлечение? А потом вы все годы дружно жили? И любили друг друга? — сверкая одухотворенными глазами, допытывалась Фейга.
— Почему ты говоришь в прошедшем времени? — возражала сверстница Рита. — Харьяс Харитоновна и майор Чигитов и сейчас безумно любят друг друга.
Харьяс, уступая девушкам, продолжала отвечать на их вопросы, но уже без прежнего воодушевления. Никогда прежде она не была суеверной, а вот сейчас, когда Фейга сказала о их с мужем любви, как о чем-то давнем, у нее тоскливо заныло сердце. А вдруг и в самом деле все, что связывало их с Кириллом, — в прошлом?
Фейга поняла свою оплошность: в самом деле, разве не глупо с ее стороны задавать такие наивные вопросы женщине, которая, имея диплом инженера-химика, пошла на фронт в качестве начальника аптеки? И все это только ради того, чтобы в трудные военные годы не расставаться с мужем. Сославшись на головную боль, Харьяс ушла спать.
Фейга и Рита, скорее обрадованные этим, нежели огорченные, уже не сдерживаясь, пустились в
