Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Ах, детка моя, — вздохнула Арпик и, обняв сына за плечи, повела его в дом.

Не переставая проклинать людей и мир, она постелила мальчику и уложила его. Подошла к двери, чтобы запереть, и увидела за нею какой-то мешок. С удивлением нагнулась, пощупала. Мешок наполовину был набит пшеницей.

— Кто принес? — спросила она сына.

— Какой-то дядя. Сказал, что Мурад прислал.

«Мурад?» Она всем телом вздрогнула, точно тот снова объявился в ее лачуге.

«Иди, что-то скажу тебе»... «Уходи... не хватало, чтобы в доме моего мужа ты сказал бы мне что-то дурное»... «Вечером пришлю тебе пуда два пшеницы»...

Пшеницу он прислал. Потом придет опять, когда вздумается.

К мешку Арпик не притронулась, точно оттуда могла выползти змея и скользнуть к ребенку, к фотографии мужа, к ней самой. Она отошла, села возле своего сыночка. В душу закралось тяжелое чувство страха и не покидало ее. Чем темнее становилось в лачуге, тем сильнее делался страх. Затем страх сдавил ее до дремы. Ей привиделось, будто она находится в церкви, там же были и уездный комиссар Япон, Тер-Хорен, Мурад и еще какие-то люди. Япон орал на солдат:

— Мерзавцы, я вас кормлю, а вам лень рукой шевельнуть! Завтра опять турок нападет на нас. Учитесь воевать?..

Тело его на глазах то раздувалось, то спадало. Пронзительным. взглядом он впивался в лица людей.

— Мерзавцы, я вас кормлю...

Солдаты, которые до того стояли по стойке «смирно», вдруг закричали:

— Наши жены голые, им нечем прикрыться...

— Ха-ха-ха! — Гулкая тишина взорвалась раскатами смеха Мурада, и под эти раскаты церковь стала наполняться мертвецами. Шли они раненые, гневные, призрачные. У всех было лицо Арташа. Со стыдливостью нагих женщин они униженно стучали в церковные окна и двери и вопили:

— Сжальтесь над мертвецами, сжальтесь!..

Арпик забилась в темный угол, чтобы ничьи глаза не нашли ее, но Арташ заметил. Он схватил ее за руку. Рука его была холодной. Окаменела Арпик от страха.

— Пошли отсюда...

— Нет!.. Пусти... пусти...

Полдень был в разгаре, когда Овика вызвали в штаб. Перед входом стоял запряженный тройкой экипаж. Овик решил, что наверняка пожаловали важные гости. Он вошел в штаб. В кабинете уездного комиссара сидели две женщины. Одна из них, лет пятидесяти, была без шляпы, с аккуратно зачесанными и собранными на затылке в узел волосами. На плечах ее была кружевная пелерина. На полу, возле ног, стоял похожий на портфель маленький саквояж. Вторая была молоденькой, лет двадцати — двадцати двух от силы. Синеглазая, с приятными чертами лица, также хорошо одетая. Обе скользнули взглядом по лицу Овика.

— Давай-ка выясняй, с чем они пожаловали, — сказал Япон. — Это американки.

Овик представился по-английски. Услышав родную речь, женщины оживились.

— Доложите комиссару, — сказала пожилая американка, — что хотя мы говорим на разных языках, живем на разных континентах, но объединены той же верой. Если мировая война помешала проявить милосердие к западноармянским детям, то после событий последних двух лет мы не можем оставаться в стороне, не кричать, не плакать. Меня и мою коллегу мисс Джейн, — она показала глазами на молоденькую девушку, — привел к вам христианский долг разделить с вами ваше горе. Мы будем счастливы, если армянские сироты полюбят нас и мы сможем в какой-то степени заменить им матерей.

Дама вынула платок, вытерла увлажнившиеся глаза, затем обмахнулась им, сказав, чтобы ее слова перевели. Япон слушал и кивал в знак одобрения.

— Мы не можем сидеть и ждать, когда умрут крещенные священным миром армянские сироты. О, не приведи бог! Мы приехали именем Иисуса Христа и по велению своей совести. — Дама перекрестилась. — В Ереване и Алекполе мы уже открыли сиротские приюты. Намереваемся открыть приют и в Кешкенде. О, с какой радостью мы пожертвуем наши последние сбережения сиротам!

Когда и эти слова были переведены, Япон, растроганный, обратился к переводчику:

— Скажи им: вы — ангелы! Скажи, что правительство и лично я признательны благочестивым сестрам из миссионерского общества. Спроси, когда они приступят к делу и что требуется от меня?

Когда Япон выговорился, пожилая американка перевела взгляд на переводчика.

— Мы сами всем распорядимся! — выслушав Овика, воскликнула миссионерка. — Только прошу гарантировать нам политическую безопасность.

Овик перевел.

— Скажи, пусть не беспокоятся, — ответил Япон, — мы не собираемся их вербовать в дашнакскую партию.

Услышав это, американки искренне засмеялись.

— Объясните ему, что мы почувствуем себя в безопасности, если в уезде будет изничтожена большевистская угроза.

— Пока здесь Япон — большевикам нечего делать в Кешкенде.

Дама подняла с пола саквояж, положила его на колени, раскрыла, вынула оттуда несколько пачек кредиток и положила на стол.

— На первых порах можно на эту сумму закупить муку и привести детей в божеский вид. Честно говоря, я и моя коллега мисс Джейн при всем нашем желании не в состоянии на наши средства прокормить всех уездных сирот. Все было бы иначе, будь они в Америке. Мы можем со всеми предосторожностями переправить часть детей в Америку. Представляю, как бы это утешило бедных родителей, узнай они, в какой роскоши должны расти их дети! Благодарности мы не ждем. Не это нам нужно. Мы — ваши сестры во Христе. — Она снова вытерла глаза. — Доложите господину комиссару, что мы сегодня же готовы встретиться с детьми, составить списки и в течение нескольких дней отправить их в Батум. На всем пути этих счастливых детей будет охранять государственный флаг Соединенных Штатов.

Япон натянул козырек фуражки до кончика носа. Американки ждали ответа.

— Скажи: наших сирот мы уж сами как-нибудь выходим.

Овик перевел его слова.

— Нам очень прискорбно, — ответила дама, — что господин комиссар не только не ценит нашу самоотверженность — мою и мисс Джейн, но и не щадит несчастных сирот. Слава богу, мы можем, исполняя наш богоугодный долг, обойтись и без вас.

— Что?! — зарычал Япон. — Выходит, они заручились согласием правительства? Это всё проделки Смита. Нашли Верховного комиссара для Армении!.. Гады!.. Скажи, что против приюта я не возражаю, могу им и спасибо сказать. Пусть завтра же приступают. Но о вывозе детей чтоб не слышал.

— Пожалуйста, — согласилась дама. — В таком случае мне здесь больше делать нечего. В Кешкенде откроет приют мисс Джейн на свои средства.

И, засунув пачки кредиток обратно в саквояж, она встала.

— Мул! — выйдя за дверь, бросила дама по-французски