О'Санчес - Нечисти

– И что тогда произойдет, Петр? Кем Леша станет, что с нами будет? Если судьба изменится?

– Не знаю, Лен, ведь такого опыту жизненного нет у меня, не доводилось мне. А только ничего лучшего я не надумал.

– В каком составе будем?

– Дело – если по-колдовски считать – очень тонкое и для нас фартовое: их там будет он, мать, посаженный отец и дружка, все. Дельце, как я читал и понял, интимное, семейное, никого из других ихних быть поблизости не должно, можно ихние гармонии нарушить. А и нас трое связано одним итогом: я, ты и Лена. И Леха. И тогда получается баланс и… я… попытаемся. Уж ежели я и ей нос утру… Почти ничего не теряем.

– Почти? – Лена с недоверчивой улыбкой глядела на дядю Петю. – Лешку зачем усыпил?

Дядя Петя моментально взмок, как после полуведерного самоварного чаепития…

– Его… С собой возьмем… Да! Ну что вылупилась, он ведь и моя кровь! Потому и усыпил, что слаб: позовут и он сам к ним душой упадет и в свою очередь отдаст собственную силу этому. А так я его зомбанул, сделал для них глухим, и будет он рядом, на случай нашей победы.

– А если… не мы победим?

– Риск.

– Нет! Не-е-ет! Не отдам! – Чет повернулся и чмокнул Лену в ухо. Та вздрогнула, словно от сильного удара током. Было видно, что она оглушена неким магическим разрядом.

– Извини, Лен. Петр придумал правильно ли, нет ли – выбора нет. Главное, что некогда спорить. Если НЕ победим, то и предначертанное на три гроба исполнится и тот силу обретет. Кто защитит Лешу, Ирину Федоровну? Безопаснее им самим умереть, да и того не дадут… Нет выхода, разница в дни, ну в недели…

– А Сашка Аленку ему даст в охрану, все спокойнее… Такая дылда!

– Уже дал, при нем она.

– Вот, уже что-то… Мурмана с собой возьмем, Лешке в защиту, а я в него сил закачал немеряно и магией вашей говнивенькой его, как бывало, уже не стреножить…

– Погоди, Петр, – старая ведьма почуяла проблеск, надежду и словно бы помолодела, – а ты же говорил трое. А Мурман с Аленкой?

– Мурман – животный, и Алена – тоже, а в предопределении, вспомни как читали, о зверях не сказано ничего. Потому и берем: и подмога, и не нарушено.

– А мне нельзя с вами?

– Нет. Конечно, ты сильнее Лены и сгодилась бы куда как вернее, но… риск велик… Велик, Ириша. А кроме того… Вот нет у меня опыта – умирать, а сердце подсказывает: надо оставить Федоровну дома, чтобы не нюнилась…

– Типун тебе, старому дураку…

Лена почти оправилась от Четова чмока, но тут дядя Петя, не давая думать и возражать, выложил перед нею оружие.

– Автомат Калашкина, специальный, без жопы и без уда, для диверсантов. Видишь – короткий, а коробка с патронами – магазин, длинный. В магазине 45 пуль. Я их вроде заряжал отравой, но слаба, и так еле держится, а выстрелит – так и слетит все. И такое возможно. А все же лучше дули с маком. Чет.

– У меня длинный и ножи.

– И у меня вроде того. Поехали. Я договорился с Антоном, из сберкассы начальником, он нас на своем автобусике и довезет. Пока дойдем до площади, он как раз уже дожидаться будет. Идите, я Лешку на руки и вас догоню. В городе его на ноги поставим, сонного…

– Не дам, Силыч. Пусть здесь спит. Остановись. – Ирина Федоровна почернела лицом, под губой пробились желтые клыки, взор был ясен и непримирим. Поперек двери упали три стальные полосы, прикованные к дверным косякам, из стали же сделанным.

– Спасибо, баб Ира. Петр… Силыч, ты понял нас, что мы с Ириной Федоровной решили?

– Слышу.

Полосы стали ржавой трухой и неслышно осыпались. В руках ойкнувшей Лены автомат превратился в плюшевого олимпийского мишку.

– Ты прав, Сашка, не время спорить. Может, и я чуток растерялся… Но две ведьмы хором каркают – значит, действительно мир перевернулся. Гы-ы. Сашка, слышь, пока едем, ты научи ее с предохранителя снимать. Федоровна… А Федоровна… присмотри. Пусть спит, пока… Ну, ты понимаешь… Но Мурмана я возьму, так что тебе за двоих сторожить придется. Гы-гы-гы… Да еще и Васька поможет… О, о – когти… смотри какой тигр… карликовый…

– Сегодня великий день, сын мой. Я тебя люблю, я тобой горжусь, ты – это все, что у меня есть на свете.

– Да? А Ленька? Ты же всю дорогу его тетешкаешь, да над ним воркуешь?…

– Не говори гл… Ленька – это Ленька, он очень хороший, но нельзя же сравнивать. Сейчас я доглажу тебе брюки, рубашка уже готова, доглажу и сядем обедать. Любишь карасиков на второе?

– Конечно! Мелкие?

– Ну… с ладошку длиной, как ты любишь… – Мать протянула ладонь, чтобы Денис мог оценить размеры обещанного. Денис подхватил ее ладонь своей, церемонно изогнулся и чмокнул в пальчики.

– Мам, ты у нас умница, чародейка, спортсменка и просто красавица.

– Ну что ты несешь, какая чародейка… И вообще это слово… неправильное, пошлое… не нашего круга. Брысь отсюда. Я вас с отцом позову, когда понадобитесь.

Денис послушался и пошел в большую комнату, к отцу, как он его до сих пор называл по маминому примеру.

– Пап, а как же так?…

– Что именно?

– Из того, что я успел усвоить за последние дни, мы действительно стоим выше этой дурацкой нечисти, по могуществу, знаниям, перспективам… А мы столько лет от них прячемся? Не они от нас, а мы…

– Все верно. У тебя вечность впереди, освоишь и вечные вопросы, и философию, но на бытовом уровне дела обстоят так: мир постматериальный, типа загробный, если вульгарно, почти исключительно наш, по всему спектру, снизу доверху. Мир материальный, наземный, как мы его называем, пока ничей. Он должен быть и будет наш, но сегодня нечисть активнее нас, здесь они связаны различными путами куда меньше, чем мы, они, как муравьи или клопы в каждой щели. Прихлопнуть любого – запросто, но их очень много. Сегодня вечером этому должен быть положен предел. И в ближайшие год-сто мир, его маленькая наземная часть, будет полностью очищена. Маленькая, говорю я, если сравнивать с той, что накопилась за многие тысячелетия, однако это вся ноосфера земная. Так что тебе придется потрудиться.

– Мне? Одному?

– Это уже как ты… вы пожелаете и решите. Но сначала, сегодня вечером, твоя инициация. Слава уже все необходимое подготовил, теперь следит за светилами… Объяснить, как это ему удается среди бела дня?

– Спасибо, – рассмеялся Денис, – я и так догадываюсь… Единственное, чего не пойму: куда они денутся, светила, с расчетных орбит без его догляда?

– Никуда, ритуал велит.

– А это больно будет?

– Никто не знает, кроме… Вытерпишь, я полагаю.

– Па, а ты… хотел бы быть на моем месте?

– Праздный вопрос… бесполезный. Типа: «о чем пахнет нейтрино?». Ты волен создавать любые конструкции вопросов, но осмысленные ответы могут соответствовать только вопросам, смысл имеющим.

– Как уныло и скучно. Я все это изменю… в наземных чертогах… Отменю логику и здравый смысл.

– Это уж как тебе будет угодно. Мать зовет… Идем?

– Идем. Погоди… Ты рассказывал, что они создали монстра, гомункулуса, мое наземное альтер-эго… Как с ним?

– Мы искали его все годы. География бесследных исчезновений наших посланцев намекает, что он вполне может быть нашим соседом по дому. Ну, я преувеличиваю, естественно, все в округе досконально проверено, но тем не менее… Он будет найден и уничтожен. Лучше раньше, чем позже. Он должен был совместить в себе все худшие стороны нечисти и «человека разумного». Отвратительный коктейль. Смерть его, надеюсь, не будет легкой для него.

– Моя мама – тоже человек, не забывайся.

– Виноват, прости, пожалуйста. Твоя матушка, великая наша Госпожа, лучшая из людей… но, извини, здесь начинаются теософские дебри, а мы с тобой не очень в них сильны… Человечество, быть может, и не столь плохо само по себе, да путь его гадок и неровен. Во многом нечисть тому виной. За этим и призван ты: жить в мире бренном и постигать его, исправляя. И повелевать им во славу Отца Твоего и на всеобщее благо… Еще что хочешь ты узнать? Спрашивай?

– Потом… Пойдем, пап, а то нас половником из кухни погонят, а сегодня караси со сметаной, между прочим… Да… А мы для людей – тоже ведь нечисть?

– Люди глупы.

В девять вечера на улицах уйма народу, по дорогам со стонами и охами ползут беспрерывные автомобильные ленты, неярко, но светит солнце, духота. Откуда ни возьмись надвинулись тучи, сначала белые и пушистые, как хризантемы, скромные, но чем дальше – тем наглее они и темнее, из них уже течет… И вот уже дождь… который теперь ливень… да холоднющий!… Смеха и радости в честь прогоняемой духоты хватило на десять минут: все живое из имеющих одежду основательнее ошейника попряталось в дома, в частные автомобили, в общественный транспорт… Еще пять минут, и из-под раздавленных грозой деревьев побежали, а вернее, пошли вброд оптимисты-неудачники. Мокрее они не станут, но могут еще успеть спрятаться от грома и молний, чудовищ, которые уже не звук и свет, но без малого – трубадуры конца света.