Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава
Это случилось, по всей вероятности, за полночь. Во всяком случае, я лежал один в гостиной с закрытыми ставнями. Вдруг кто-то постучал и позвал меня: «Послушайте». Я знал, что за прикрытым ставнями окном находится пруд. И я не мог представить, кто меня зовет.
– Послушайте, я бы хотел попросить вас…
Это произнес голос за ставней. Услышав эти слова, я подумал: «Ну да, конечно же, этот тип К.». К. был никудышным парнем с философского отделения, на курс ниже нас. Продолжая лежать, я ответил довольно громко:
– Брось ныть. Ты что, опять за деньгами?
– Нет, не за деньгами. Просто есть женщина, с которой я хочу свести моего товарища…
Голос совсем не был похож на голос К. Больше того, он принадлежал, видимо, человеку, который беспокоился обо мне. В волнении я быстро вскочил, чтобы открыть ставни. Действительно, в саду, от самой веранды, раскинулся большой пруд. Но там не было никакого К., да и вообще не было ни живой души.
Некоторое время я смотрел на пруд, в котором отражалась луна. Я видел, как в воде колышутся, точно плывут, водоросли, и мне показалось, что начинается прилив. И тут я заметил, что прямо передо мной поднимается рябь. Рябь докатилась до моих ног и вдруг превратилась в карася. Карась спокойно шевелил хвостом в прозрачной воде.
«А-а, это карась разговаривал».
Подумав так, я успокоился.
Когда я проснулся, тростниковая штора у карниза пропускала лишь слабые лучи солнца. Я взял кружку, спустился в сад и пошел к колодцу за домом, чтобы помыться. Но и после того, как я помылся, воспоминания о только что увиденном сне, как ни странно, не покидали меня. В общем, этот карась из сна – мое подсознательное «я», – так, во всяком случае, мне показалось.
II
Прошел всего лишь час, и мы, повязав лбы полотенцами, в купальных шапочках и гэта, взятых напрокат, пошли к морю, находившемуся в полутё. Дорожка спускалась в конец сада и выходила к пляжу.
– Ну как, купаться можно?
– Сегодня, пожалуй, холодновато.
Так, разговаривая, мы шли, раздвигая густую высокую траву. (Когда мы вошли в эти заросли травы, на которой застыли капли влаги, икры начали зудеть, и мы замолчали.) Действительно, было слишком свежо, чтобы лезть в воду. Но нам так жаль было расставаться с морем в Кадзусе, вернее, с уходящим летом.
Когда мы приходили к морю, обычно даже еще накануне, семь-восемь юношей и девушек пытались кататься на волнах. А сегодня ни души, убраны и красные флажки, ограждающие пляж. Лишь волны обрушивались на бескрайний берег. Даже в раздевалке, отгороженной тростниковыми щитами, даже там одна лишь рыжая собака гонялась за роем мошкары. Но и она, увидев нас, тут же убежала. Я снял только гэта – купаться не было ни малейшего желания. Но М. уже успел сложить в раздевалке купальный халат и очки и, повязавшись полотенцем поверх купальной шапочки, стал осторожно входить в воду.
– Ты что, собираешься купаться?
– А чего ради мы пришли?
М. вошел в воду по пояс, несколько раз окунулся и повернул ко мне улыбающееся загорелое лицо:
– Давай и ты лезь.
– Не хочется.
– Ну да, была бы здесь хохотушка, полез бы, наверно.
– Ну что ты глупости болтаешь.
Хохотушкой мы прозвали пятнадцати-шестнадцатилетнюю школьницу, с которой обменивались здесь приветствиями. Девушка не отличалась особой красотой, но была свежей, точно молодое деревце. Однажды после полудня дней десять назад мы вылезли из воды и лежали на горячем песке. Она быстро шла в нашу сторону, мокрая, с доской в руках. Неожиданно увидев, что мы лежим у нее под ногами, она, сверкнув зубами, рассмеялась. Когда она прошла, М. повернулся ко мне с улыбкой: «А она заразительно хохочет». С тех пор мы и прозвали ее хохотушкой.
– Значит, не полезешь?
– Ни за что не полезу.
– У, эгоист!
М., то и дело окунаясь, заходил все дальше в море. Не обращая на него внимания, я начал взбираться на небольшую дюну чуть в стороне от раздевалки. Потом, подложив под себя взятые напрокат гэта, решил закурить. Но сильные порывы ветра никак не давали поднести зажженную спичку к папиросе.
– Эй!
Я не заметил, что М. успел вернуться и, стоя у самого берега, что-то кричит мне. Но из-за беспрерывного шума волн я не разобрал, что он кричит.
– Ну, что такое?
Не успел я это сказать, как М. уже в накинутом на плечи купальном халате опустился рядом со мной.
– Подумай только, медуза обожгла.
Несколько дней назад в море неожиданно стало как будто больше медуз. В самом деле, третьего дня утром у меня по левому плечу и предплечью протянулся след, как от иглы.
– Что обожгла?
– Шею. Обожгла-таки. Обернулся, а там плавает несколько штук.
– Потому-то я и не полез в воду.
– Ври больше… Но купание, в общем, кончилось.
Побережье, насколько хватал глаз, кроме тех мест, где на берег были выброшены водоросли, клубилось в лучах солнца. Лишь изредка по нему пробегала тень облака. С папиросами в зубах мы молча наблюдали за волнами, накатывающимися на песок.
– Ну как, решился ты занять должность преподавателя?
– Пока нет. А ты?
– Я? Я… – М. хотел что-то сказать, но в это время нас вспугнул неожиданный смех и топот ног. Это были две девушки-ровесницы в купальных костюмах и шапочках. Они бежали прямо к берегу, нарочно проскочив совсем рядом с нами. Провожая глазами их спины, их гибкие спины, одну в ярко-красном, другую в полосатом, точно тигр, черно-желтом купальнике, мы, будто сговорившись, улыбнулись.
– Смотри, эти девушки тоже еще не вернулись в город.
В шутливом тоне М. крылось некоторое волнение.
– Может, еще разок влезешь в воду?
– Если бы она была одна, стоило бы лезть. А то с ней Зингез…
Как и хохотушке, этой, в черно-желтом купальнике,
