Щит Давида. Толкование псалмов, используемых в православном богослужении - Александр Сатомский

Раскрывая тему покаяния, автор 50-го псалма говорит: «Перед Тобой, перед Тобой Единым, я согрешил» (Пс. 50: 6) – что странно, если мы имеем в виду историю Урии и Вирсавии. Как минимум, против них согрешил Давид, против их брачного союза, против жизни Урии, против воли Вирсавии, как максимум – перед народом. Не только перед законом Бога, но и перед людьми Давид неправ. Блаженный Феодорит разрешает это недоумение так: «Не то разумеет он, что не сделал обиды Урии (потому что причинил обиду и ему, и жене его), но что величайшее беззаконие учинено им против самаго Бога, который избрал его, из пастыря овец соделал царем, явил победителем врагов и преизобильно наделил благами всякаго рода»[6]. Средневековый иудейский комментатор рабби Давид Кимхи тонко замечает, что «перед Тобою одним» означает тайный характер грехов Давида: «… тайным было происшедшее с Бат-Шевой, и об этом, кроме Тебя, никто не знал… только Ты знал, что сердце мое было ко злу, и я греха моего не отрицаю»[7].

Очень интересно звучит оправдательный тезис: «Ведь я родился уже виновным, грешным зачала меня мать» (Пс. 50: 7). Как правило, здесь мы вычитываем идею греховности зачатия и рождения вообще: все это низко, животно, несоотносимо с высоким духовным призванием человека. Но текст не про низость, а про поврежденность природы. Эта идея хотя и встречается в ряде ветхозаветных текстов, до конца ветхозаветным богословием так и не будет осмыслена. Осмысление даст только Новый Завет: у апостола Павла мы прочитаем, что не только для человечества момент грехопадения оказался надломом природы – он стал таковым для всего творения. В грехопадении все творение подчинилось суете – тлению, распаду, смерти. Не добровольно, а через человеческий грех, так как человек – венец, завершение творения. И поэтому через человека же природа всего сущего ожидает освобождения (см. Рим. 5: 12). Ожидает момента, когда человечество выйдет в свободу славы детей Божиих.

Псалом пятидесятый – одно из немногих мест Ветхого Завета, где такого рода интенция существует. «В грехе родила меня мать моя» – это не про греховность способа зачатия и рождения и не про личную греховность матери Давида, а про всеобщую склонность человеческой природы к греху. Как бы оправдывая себя перед Богом, автор говорит, что иногда грех овладевает им помимо его непосредственного желания. Как потом скажет апостол Павел, «доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то́, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим. 7: 19–20).

«Окропи меня иссопом – я стану чист, омой меня – буду снега белей» (Пс. 50: 9). Псалмопевец говорит о практике окропления жертвенной кровью с помощью иссопа (майорана). Кропили, очищая. Как мы святой водой что-то кропим, желая сообщить этому чему-то святость, так же в хромовом культе кропили кровью жертвенных животных, желая освободить то, что кропят, от смерти и даровать жизнь, потому что кровь – это жизнь. Кровью жертв изглаживает грех Израиля священник в обрядах Йом Киппура[8], кровью агнца освобождается Израиль от смерти в ночь Исхода. Поэтому «окропи меня – и я очищусь». «Омой меня» – это практика ритуального погружения в воду, та, на которой потом Иоанн Креститель построит свою практику крещения в покаяние. Здесь омовение – еще не в покаяние, а в знак очищения. Автор как будто говорит: как вода смывает грязь, так эти воды пусть смоют с меня мою нечистоту. Это во многом про ритуальное понимание покаяния, про то, что можно сделать что-то формальное, и грех тебя покинет.

А вот фрагмент, где говорится о «чистом сердце» и «духе правды» (Пс. 50: 12), – это как раз принципиальная новация в псалме. Она в идее, что никакими самостоятельными деяниями грех в себе не исправить, что необходим поиск изменения, которое может дать лишь Бог. Вот я делал плохо, понял это, а теперь хочу впредь делать хорошо. Но для этого мне нужно чистое сердце – совершенно новое. Давид убийством Урии и прелюбодеянием с Вирсавией нанес и самому себе незаживающую рану, погубил свое сердце. Потому и просит он: «созижди», на иврите «бара», используя глагол, относимый в Библии только к творческому акту Бога. Не просто помоги, поддержи, наставь, а как Ты творил свет, небо и землю, как творил человека – так и во мне, падшем человеке, сотвори новое сердце и пребывающий во мне дух правды обнови. Дух правды не нужно спиритуализировать. Автор говорит здесь не про Святой Дух, а про дух – дыхание. На это указывает и св. Феодорит: «разумеет же не Всесвятаго Духа, но возбуждение разумной силы»[9]. Духом уст Своих Бог оживляет человека, вдыхает в него дыхание жизни («И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» [Быт. 2: 7]). И тут «Святого Духа твоего не лишай» означает «не убивай меня за мой грех». Если отнимешь Свой дух от меня – я как прах вернусь в землю, я же из нее создан, я умру. «Дай мне жить дальше», чтобы чистое сердце во мне все-таки жило и действовало, потому что, если Ты сразу убьешь меня за мой грех, я никогда не изменюсь, так как меня не станет, а если я еще поживу, такой шанс у меня есть. Дай мне его.

Жизнь показывает, что порой, получив шанс от Бога, мы действительно удивляем Его во всех смыслах: иногда в положительном ключе, а иногда и не очень. Тем не менее вместе с царем Давидом мы просим шанс, хотим попробовать еще раз. Я не просто абстрактно каюсь, я действительно обещаю перемен, обещаю не провалиться в ту же ситуацию. И отсюда – все остальное: «Не гони меня прочь от лица Своего», «Святого Духа Своего не лишай», «Верни мне радость быть спасенным Тобой», «Духом величия поддержи» (Пс. 50: 13, 14). Это все идеи про дух, про дыхание: не уходи от меня, наполни меня. Тогда, собственно, изменение и произойдет, тогда я исполню обещание. «Сокрушенный дух – вот жертва Богу» (Пс. 50: 19) – вот что я Ему сейчас приношу.

Глава