Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер

И теперь, друзья, моя благодарность запечатлена на бумаге, пребывая в великой тишине симпатии и признательности. Притяжение и понимание, любовь и радость живут в душе. Верьте, что я сохраню те же ценности в святилище своего сердца.

Да благословит вас Господь!

Андре Луис

1. В НИЖНИХ СФЕРАХ

Я потерял ощущение времени. Понятие пространства давно исчезло. Я был убеждён, что больше не принадлежу к миру воплощённых, и всё же мои лёгкие по-прежнему глубоко дышали.

Сколько я уже был игрушкой в руках непреодолимых сил? Сказать с ясностью невозможно! По правде говоря, я чувствовал себя мрачным тёмным эльфом, заточённым в беспросветную темницу ужаса. С волосами, вставшими дыбом, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, охваченный страхом, я вновь и вновь кричал как безумный, моля о милосердии, вопя от болезненного отчаяния, овладевшего моим духом. Но в те моменты, когда безжалостная тишина не поглощала мой оглушительный вопль, ему в ответ раздавались крики ещё более отчаянные, чем мои. В иные мгновения зловещий хохот разрывал окружающую меня пустоту. Некоторые неведомые обитатели, как мне казалось, пребывали в состоянии полного безумия. Дьявольские силуэты, искажённые лица, создания, утратившие человеческий облик, возникали то тут, то там, лишь усугубляя моё смятение. Окружающий пейзаж в те редкие мгновения, когда не царила полная тьма, купался в пепельном свете, словно будучи обёрнут саваном густого тумана, слабо согреваемого издалека лучами солнца.

Странное путешествие продолжалось. С какой целью? Кто мог бы ответить? Я знал лишь одно: я бежал без остановки… Меня гнал страх. Где мой дом, жена, дети? Я совершенно потерял чувство направления. После того как порвались последние физические узы, страх перед неизвестностью и ужас перед темнотой полностью поглотили мой разум!

Меня терзали муки совести. Я бы предпочёл полное небытие, отсутствие разума.

Сначала слёзы постоянно омывали моё лицо, и лишь изредка мне удавалось забыться в коротком сне. Но чувство облегчения резко обрывалось. Чудовищные существа будили меня, и мне вновь приходилось бежать.

Вскоре я понял, что иная реальность полна негодования, но было уже поздно. Тоскливые мысли разрывали моё сознание на части. Во время мучительных раздумий, на которые меня обрекали пережитые события, я смутно представлял, чем всё это может закончиться. В какой-то момент передо мной во всей сложности предстала религиозная проблема. Философские, политические и научные принципы, которые я знал, теперь казались второстепенными и неприменимыми к подлинной жизни человека.

На мой взгляд, все они имели ценность на Земле, но сейчас я был вынужден срочно признать, что Человечество состоит не из мимолётных преходящих поколений, а из вечных Духов, идущих по великому пути Предназначения. Я убедился, что есть нечто выше всех интеллектуальных построений, и это нечто — вера, божественное проявление в человеке. Но это понимание пришло позже.

В действительности я знал текст Ветхого Завета и много раз перелистывал Евангелие, однако вынужден был признать, что никогда не воспринимал эти священные слова светом сердца. Я подходил к ним с непримиримой критикой, пагубной для чувств и сознания, или считал их полностью не соответствующими фундаментальным научным истинам. Порой я интерпретировал их в духе организованного священнослужения, но никогда не выходил за пределы круга противоречий, в который добровольно себя заключил.

Я не был преступником в обычном смысле этого слова. Тем не менее, меня поглотила философия сиюминутности. Моя жизнь, преображённая смертью, мало чем отличалась от жизни большинства людей.

Сын, возможно, слишком щедрых родителей, я без особых усилий получил университетские степени, предавался молодёжным порокам своего времени, создал семью, имел детей, стремился к такому положению, которое гарантировало бы материальное благополучие моим близким. Но, внимательно рассматривая теперь некоторые из своих поступков, молчаливо одобренных собственной совестью, я испытываю чувство упущенного времени. Я жил на Земле и пользовался её благами, не заплатив и гроша за свой огромный долг. У меня были родители, чьей щедрости и самопожертвования я никогда не ценил; мои жена и дети были окутаны жёсткой тканью моего разрушительного эгоизма. Мой дом был закрыт для всех, кто странствовал по пустыне тоски и печали. Я был счастлив, когда была счастлива моя семья, забывая распространить это благословение на безбрежную человеческую семью; я оставался глух к самым основным обязанностям братства.

В итоге, словно тепличный цветок, я не смог вынести сурового климата вечных реалий. Не взрастил божественные семена, которые Господь посеял в моей душе. Более того, преступно затоптал их в чрезмерной погоне за собственным благополучием, не подготовившись к новой жизни. Было справедливо, что я очнулся в ней словно калека, ввергнутый в бесконечный поток вечности, не способный следовать его непрерывному течению, или подобно несчастному бедняку, исчерпавшему все силы и отданному на волю бушующих тайфунов.

О, друзья земные! Сколькие из вас смогут избежать этого горького пути, приготовив внутренний мир своего сердца? Зажгите свет прежде, чем войти во великую тьму. Ищите истину, прежде чем истина поразит вас. Трудитесь в поте лица, дабы потом не пришлось лить слёзы!

2. КЛАРЕНСИО

— Самоубийца! Самоубийца! Преступник! Бесчестный!

Подобные крики окружали меня со всех сторон. Где же находились эти безжалостные мучители? Порой мне случайно удавалось смутно разглядеть их, мелькавших в плотном мраке, и, когда отчаяние достигло предела, я бросался на них, собрав все оставшиеся силы. Но тщетно я бил воздух в припадке ярости. Саркастический хохот больно бил по ушам, в то время как тёмные силуэты растворялись во тьме.

Кому я мог пожаловаться? Голод терзал меня, а жажда сжигала изнутри. Некоторые проявления, свойственные материальному опыту, как мне казалось, сохранились. Я отрастил бороду, одежда начала рваться от постоянного напряжения в этом неведомом мире. Но самым мучительным было даже не ужасное состояние беспомощности, а непрерывная осада развращённых и порочных сил, которые преследовали меня на этих бесплодных и тёмных дорогах. Я впал в ярость и окончательно утратил способность связно мыслить. Я пытался обдумать своё положение, понять причины и выработать новую линию поведения. Но все эти голоса, эти перемешанные, беспрестанные обвиняющие крики окончательно сбили меня с толку.

— Что ты ищешь, несчастный? Куда ты идёшь, самоубийца?

Этот суровый, навязчиво повторяющийся упрёк вносил смятение в моё сердце. Несчастный — да, но самоубийца? Никогда! Эти проклятия, по-моему, не имели оснований. Я покинул своё физическое тело против воли. Я отчётливо помнил своё упорное противостояние смерти. Мне до сих пор слышались последние медицинские заключения, объявленные