Столпники и отшельники - Автор Неизвестен -- Православие
Подвиги молитвы. Спросили некогда одного из великих подвижников египетских, преподобного Агафона: какая добродетель в подвижничестве труднее других? «Простите мне, — отвечал он вопрошавшим братиям. — Я думаю, нет еще такого труда, как молиться Богу. Всегда, как только захочет человек молиться, враги стараются отвлечь его, ибо знают, что им ничто так не противодействует, как молитва к Богу. Во всяком подвиге, какой бы ни предпринимал человек, после усиленного труда получает он успокоение, а молитва до последней минуты жизни требует борьбы». И в сей-то борьбе мужественные подвижники Христовы оказывали такое постоянство, ревность и усердие, что в подражание ангельским ликам старались непрестанно славословить Господа. Преподобный Антоний Великий, становясь на молитву с полуночи, нередко продолжал и до самого утра, без всякого развлечения и отдохновения, и когда восходящее солнце озаряло его первыми лучами своими, то он как бы с укором обращался к нему: «Зачем, о солнце, развлекаешь меня лучами твоими? Ужели хочешь похитить у меня созерцание истинного света!» Также подвизался, как мы видели, и Пахомий Великий. Так же поступали и все святые отшельники, которые почитали один час в ночи достаточным для успокоения и подкрепления телесных сил своих. Преподобный Арсений Великий проводил обыкновенно целую ночь в бдении, и когда пред утром природа побуждала его заснуть, то он говорил сну: «Иди сюда, злой раб», — и, заснув ненадолго сидя, тотчас вставал. Преподобный Исидор (скитский) говорил сам о себе: «Когда я был молод и жил в своей келий, то не определял времени для молитвословия — ночь и день проходили у меня в молитвословии». Кто поступал так в молодости, тот, без сомнения, не изменил своему правилу и в старости. Не привожу более примеров таких великих подвигов, потому что их множество; довольно и того, что сказано, дабы видеть, какого рода были труды воинов Христовых и каким оружием преимущественно пользовались они в борьбе со врагами своими. Сия духовная борьба достойна изучения для каждого христианина.
Кроме сих подвигов, более или менее общих, святые подвижники прибегали иногда к частным средствам для обуздания внутренних врагов своих, и эти средства обнаруживают в них необыкновенную силу воли и ревность к достижению чистоты и непорочности пред Богом. Так сказывали об авве Макарии Александрийском: обезпокоил его некогда дух любодеяния, и он осудил сам себя на такое наказание, чтобы шесть месяцев сидеть нагим в болоте, где множество было комаров и других язвительных насекомых. Когда он исполнил сию произвольную эпитимию и возвратился к братии, то многие почли его прокаженным и едва только по голосу узнали, что это он — Макарий.
Преподобный авва Виссарион сказывал о себе самом, что он раз сорок дней и сорок ночей провел среди терния, стоя и без сна. Много подобных самоистязаний делали себе подвижники Христовы; но так как меры сии слишком исключительны, то мы не будем распространяться о них, скажем в заключение, как понимали сами подвижники значение подобных и всех вообще подвигов своих по отношению к главной их цели, то есть к очищению души и тела от скверн греха и к достижению совершенства духовного.
Подвиги сии сами по себе не составляют совершенства и суть только средства к достижению его; посему одни наружные труды не имели никакой цены в глазах их, когда ими не приобретались душевные доблести. «Труд телесный, — говорит другой преподобный отец, — как листья на дереве, а хранение сердца — плод. Поелику же, по Писанию, всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и в огнь вметаемо (Мф. Ill, 10), то, очевидно, что мы должны иметь все попечение о плоде, то есть о хранении ума. Впрочем, для нас нужно и лиственное одеяние и украшение, то есть труд телесный» (прп. Агафон).
Чтобы подвиги или особенные труды подвижников приносили надлежащий плод, для этого необходима рассудительность в подвижничестве. Преподобный Аммон говорил: «Иной человек всю жизнь свою ходит с секирою и не может срубить дерево, а другой, искусный в рубке, и немногими ударами сваливает дерево; — секира есть рассудительность». Преподобный Пимен говорил: «Хранение себя, внимание к самому себе и рассудительность — вот три добродетели — путеводительницы души». Вообще святые подвижники ничего не предпринимали без особенной осмотрительности; самоиспытание и благоразумие было главным началом всех их поступков.
Посему они редко советовали ученикам своим и вообще братиям предпринимать какие-нибудь особенные подвиги, но внушали им всегдашнюю бдительность за собой.
Собрались некогда к преподобному Антонию многие братия и рассуждали о том, как и чем удобнее достигнуть чистоты и святости; каждый указывал на какое-нибудь средство, как действительнейшее, по его мнению; но великий авва сказал им: «Все исчисленные вами добродетели, без сомнения, очень полезны и необходимо нужны для тех людей, кои ищут Бога и питают пламенное и сильное желание приблизиться к Нему. Но мы видели, что многие измождали свое тело чрезвычайным постом, бдениями, удалением в пустыню, предавались весьма многим и изнурительным трудам, терпели нищету, питали в сердце своем презрение ко всем мирским благам, так что не заботились о приобретении для себя даже дневного пропитания, и все, что только имели, раздавали бедным; однако сии люди после всего этого преклонились ко злу и пали, лишившись всех оных добродетелей, сделались непотребными. Причиной же столь жалкого их состояния было не что иное, как то, что они не имели добродетели самоиспытания и благоразумия и в подвигах своих не пользовались пособием сих добродетелей. Ибо поистине сии добродетели научают и побуждают человека шествовать путем правым и вместе уклоняться от пути гибельного. Так, если мы будем идти сим царским путем, то злые наветники, с одной стороны, не будут в состоянии увлечь и обольстить нас посредством излишнего воздержания, а с другой — не возмогут совратить нас и на неправую сторону посредством безпечности, лености и расслабления. Самоиспытание и благоразумие есть око и светильник для души, как глаз есть светильник тела. А если око светло, то и все тело светло будет; если же око темно, то и все тело темно будет, как сказал Сам Господь в Евангелии (Мф. VI, 22–23).
Писание называет