Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер
— А когда вы… пришли сюда?
— В мае 1888 года.
Меня охватило странное чувство страха.
Собеседница устремила затуманенный взгляд вдаль:
— Возможно, мои племянники забыли оплачивать мессы, несмотря на моё завещание.
Я уже собирался убедить её изменить образ мыслей, донести идеи братства и веры, но подошла Нарцисса и ласково сказала:
— Андре, друг мой, вы забыли, что мы оказываем помощь больным и смятённым? Какая польза ей сейчас от этой информации? Сумасшедшие говорят без умолку, а слушающий их сам становится безумцем.
Эти слова были произнесены с такой добротой, что я покраснел от стыда и не нашёлся с ответом.
— Не поддавайтесь влиянию, — мягко добавила сиделка. — Давайте лучше поможем нашим братьям в смятении.
— Вы считаете, я одна из них? — с жеманством спросила старуха.
Нарцисса, проявляя прекрасное знание человеческой души, ласково ответила:
— Нет, подруга моя, я не говорю, что вы безумны. Думаю, вы просто очень устали; ваши искупительные усилия были долгими…
— Именно так, именно так, — оживилась прибывшая. — Вы и представить не можете, как я страдала, когда меня терзали те демоны.
Несчастная твердила то же самое, но Нарцисса, показывая мне пример, вмешалась:
— Не вспоминайте зло. Я уже знаю обо всём горьком, что с вами случилось. Отдохните, я позабочусь о вас.
В тот же миг она обратилась к одному из помощников:
— Зенобио, сходите в женское отделение и попросите Немезию от моего имени сопроводить эту сестру к лечебным койкам.
35. ОСОБЕННАЯ ВСТРЕЧА
Я охранял снаряжение экспедиции и присматривал за животными, когда рядом раздался ласковый голос:
— Андре! Вы здесь. Какой приятный сюрприз!..
Я удивлённо обернулся и узнал в самаритянине старого Сильвейру — человека, у которого мой отец, неуступчивый торговец, когда-то отнял всё имущество.
В тот миг мной овладел жгучий стыд. Я хотел ответить на его сердечный жест, но воспоминания о прошлом неожиданно сковали меня. Я не мог притворяться в этой новой духовной среде, где искренность читалась в каждом взгляде. Сильвейра, понимая моё состояние, пришёл на помощь:
— Честно говоря, я не знал, что вы покинули тело, и даже не надеялся встретить вас в Нашем Доме.
Тронутый его спонтанной добротой, я взволнованно обнял его, пробормотав невнятные слова.
Мне хотелось объясниться, сказать что-то о прошлом, но я не мог. В глубине души я жаждал извиниться за поступок отца, приведший Сильвейру к разорению. Передо мной снова ожила та сцена. Я словно услышал сеньору Сильвейру, пришедшую в наш дом умолять о снисхождении. Её муж тяжело болел, двое детей тоже нуждались в лечении, а деньги были на исходе. Бедняжка плакала, вытирая слёзы платком, просила отсрочки, умоляла о милости. Униженная, она смотрела на мою мать взглядом, полным боли, словно ища понимания и помощи. Я помню, как мать вступилась за них и почтительно просила отца забыть о долговых расписках и не доводить дело до суда. Но отец, привыкший к крупным сделкам и всегда удачливый, не понимал положения мелкого торговца. Он был непреклонен. Говорил, что сочувствует и помог бы иначе, но в отношении признанного долга видит лишь один путь — исполнение законных предписаний. Он утверждал, что не может нарушать правила своего дела. Векселя имеют силу. Он попытался утешить расстроенную женщину, сказав, что другие клиенты были в ещё худшем положении. Я вспомнил взгляд сочувствия, который мать бросила несчастной, тонущей в слёзах. Отец же оставался равнодушен ко всем мольбам, а когда бедняжка ушла, строго отчитал мать за вмешательство в его дела. Та семья пережила полное разорение. Я отчётливо вспомнил, как из их дома выносили рояль сеньоры Сильвейры — последнее, что могло удовлетворить требования неумолимого кредитора.
Я хотел извиниться, но не находил слов, ведь и я тогда советовал отцу довести дело до конца. Считал мать излишне сентиментальной и подталкивал отца к решительным действиям. Я был молод, ослеплён тщеславием, не хотел видеть чужих страданий. В тот момент я видел только интересы нашей семьи и был неумолим, считая любые аргументы матери пустыми.
Разорённые Сильвейры уехали в глухую провинцию, сломленные нуждой. Я больше ничего о них не слышал — наверное, эта семья имела все основания нас ненавидеть.
Эти воспоминания пронеслись в сознании за считанные секунды, воскресив всё тёмное прошлое.
Пока я плохо скрывал своё смятение, Сильвейра улыбнулся и вернул меня в реальность:
— Вы уже навестили своего старика?
В его вопросе звучала странная, спонтанная нежность, от которой мой стыд лишь усилился. Я ответил, что, несмотря на огромное желание, такой возможности ещё не было.
Сильвейра заметил мою растерянность и, возможно, пожалев меня, попытался отойти. Он по-дружески обнял меня и вернулся к работе.
Чрезвычайно смущённый, я разыскал Нарциссу, страстно желая получить ответы на мучившие вопросы.
Я подробно рассказал ей о произошедшем, описал события давних лет.
Она выслушала терпеливо и с любовью заметила:
— Меня это не удивляет. Я и сама когда-то оказывалась в подобных ситуациях. Мне довелось встретить здесь многих, кого обижала на Земле. Теперь я понимаю: это благословение Господа, дающего шанс возродить прерванную связь, восстановить разорванные нити духовного родства.
Став серьёзнее, она спросила:
— Вы воспользовались этой прекрасной возможностью?
— Что вы имеете в виду? — переспросил я.
— Вы попросили прощения у Сильвейры? — уточнила она. — Считайте великим счастьем признать свои ошибки. Вы уже можете увидеть в себе прежнего обидчика — не упускайте шанс стать другом. Идите и обнимите его. Используйте момент: Сильвейра всегда чрезвычайно занят, и другого случая может долго не представиться.
Заметив моё колебание, Нарцисса добавила:
— Не бойтесь неудачи. Каждый раз, когда мы стремимся к добру, Иисус даёт всё необходимое для успеха. Проявите инициативу. Добрый поступок, каким бы он ни был, — честь для души. Помните Евангелие и ищите сокровище примирения.
Я больше не колебался.