Щит Давида. Толкование псалмов, используемых в православном богослужении - Александр Сатомский

Начало псалма задает высокую планку: «Ежечасно я Господа благословляю, хвала Ему всегда на устах моих». О том, как можно непрестанно хвалить Бога, говорит в комментариях к данному псалму свт. Василий Великий: «Когда ест и пьет, как уста его произнесут хвалу? На сие отвечаем, что у внутреннего человека есть некоторые духовные уста и посредством их питается он, приемля слово жизни, которое есть „хлеб сшедый с небесе“ (Ин. 6: 58)… Посему мысль о Боге, однажды напечатленная и как бы печатью утвержденная во владычественной силе души, может быть названа хвалою Божиею, которая „выну“ пребывает в душе; и тщательный, по увещанию Апостола, может давать все во славу Божию, так что всякое действие, всякое слово, всякое умственное упражнение получает силу хвалы, ибо „аще яст, аще ли пиет“ праведник, „вся во славу Божию творит“ (ср.: 1 Кор. 10: 31). У такого и во время сна сердце бодрствует, как сказано в Песни песней: „Аз сплю, а сердце мое бдит“ (Песн. 5: 2), ибо мечтания сна очень часто бывают отголосками мыслей, занимавших днем»[38].

Стихи 9–11, о которых мы говорили выше, высвечивают связку псалма с Евхаристией. А далее, подобно размышлениям 145-го псалма, но более развернуто, дается дидактический фрагмент: с 12-го стиха («Подойдите, дети, и слушайте меня, я научу вас Господа чтить») и до конца псалма. Хвала вообще нередко сопряжена с научением, и хорошо, если оно происходит из опыта. Когда мы свидетельствуем о Боге, но делаем это книжно, наше свидетельство часто не достигает цели, потому что мы не прожили то, о чем говорим. Слово наше остается лишь словом – мало ли, чего только люди не говорят! Псалмопевец же делится опытом хвалы, приобретенным в пережитых бедствиях, его слово звучит веско.

Двадцать второй псалом

Наша традиция очевидно связывает с литургией и ряд практик подготовительного характера – пост, молитву, исповедь, прощение обидевших перед Причастием. В Последовании ко Причащению мы встречаем свое трепсалмие, роднящее его с последованиями часов. В него входят псалмы 22, 23 и 115. Рассмотрим первый из них – 22-й псалом.

1 Господь – пастух мой,

я ни в чем не знаю нужды:

2 Он пасет меня на сочных лугах,

у тихих вод отдохнуть дает,

3 подкрепляет силы мои,

путем правым меня ведет —

ради имени Своего.

4 Даже если по долине смертной тени пойду,

не страшно мне будет,

ведь Ты со мной.

Посох, палка пастушья в Твоей руке,

и потому я спокоен.

5 На глазах у моих врагов

накрываешь Ты стол для меня,

умащаешь мне голову маслом,

чаша моя полна.

6 Пусть пребудут со мной доброта и любовь

во все дни жизни моей.

В доме Господнем я буду жить долгие дни!

Чаша, которую наполняет для псалмопевца Бог, очевидно соотносится с чашей Причастия, почему данный текст и включен в Последование. Но в целом псалом распадается на два смысловых поля. Первое и основное – то, где автор видит Господа пастухом, а себя овцой, жизнь которой, благодаря Божьему водительству, во всем полна, изобильна и безопасна. Второе – где псалмопевец говорит о себе как о триумфаторе, получающем милость от Бога перед лицом врагов.

Есть Тот, кто заботится в самом очевидном смысле: «Он пасет меня на сочных лугах, у тихой воды дает отдохнуть, путем правды меня ведет», то есть водит правильными путями, не заведет в неправильные места – «я иду спокойно долиной смертной тени, потому что в Его руках посох». Посох от ветхозаветного периода и доныне жив и здравствует в монотеистической культуре, и не только как образ. Посох держит в руке игумен монастыря, пастушеский посох – и у епископа, пастыря овец словесных. С точки зрения бытовых соображений это, конечно же, палка, на которую опирается старик. Традиционно руководитель общины был одним из самых старейших ее членов, и посох ему, очевидно, был необходим. Но отсылка к пастырству в наличии посоха тоже присутствует. Показательна форма западных епископских посохов – с крюком для вытаскивания заблудшей овцы.

Посох является символом соотнесенности с Христом как Пастырем, а также знаком учительской власти – знаком призвания наставлять и власти охранительной – при необходимости оборонять стадо. С посохом однажды вышел Давид на Голиафа и оказался победителем (см. 1 Цар. 17: 32–51).

Псалом соотнесен с темой Причастия и стихами о полной уверенности, которую имеет псалмопевец под рукою Господа: «Даже если по долине смертной тени пойду, не страшно мне будет, ведь Ты со мной». Причастившись, мы идем в мир, лежащий во зле. Но страх потерять благодать Причастия указывает на наше недостаточное упование и надежду на Бога.

Господь преподал мне эти Дары, Он силен их сохранить, моя задача – Ему содействовать. Во всем, в чем могу, содействовать буду. Знаю, где обычно проваливаюсь, – не пойду в эти места, не буду, как безумная овца, которую потом посохом нужно с трудом доставать. Но даже если я вдруг, по невнимательности или слабоволию, окажусь в какой-то неоднозначной ситуации, Бог силен меня из нее вывести. Впадать в отчаяние не нужно!

Глава 12

Псалмы Великого поста и Пасхи

Когда эта книга уже была сдана в черновике, мне пришла в голову простая до очевидности мысль. Это была Светлая неделя, период, богослужебно проживаемый Церковью как единый день, день, в который не заходит Солнце, потому что Христос – Солнце Правды – стал Храмом и светом вечного восьмого дня («Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель – храм его и Агнец. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец» [Откр. 21: 22–23]).

Подготовка к этим дням и их проживание отмечены особенными текстами псалмов. Им мне и захотелось посвятить отдельную главу. В ней мы поговорим о псалме 136 «На реках вавилонских», который поется в период подготовительных к Великому посту недель, и торжественном начале любого пасхального богослужения, первый раз звучащем на Пасхальной утрене после крестного хода вокруг храма: «Да воскреснет Бог и расточатся врази его!» – оно