Комедии. Фрагменты - Менандр
60.[728] Из созданных Менандром действующих лиц Мосхион всегда наводит нас на мысль о совращении девушек, Хэрестрат — о любви к арфисткам; Кнемон стал олицетворять угрюмцев, Смикрин — скряг, пребывающих в страхе, как бы дым не унес чего-нибудь из его добра.
61.[729]
Взяв в образец Полемона, остригшего в сцене Менандра
Пряди роскошных волос грешной подруге своей,
Новый, второй Полемон окарнал беспощадной рукою
Кудри Роданфы, причем не ограничился тем,
Но, перейдя от комических действий к трагическим лгунам,
Нежные члены ее плетью еще отхлестал.
Ревность безумная! Разве уж так согрешила девица,
Если страданья мои в ней сожаленье нашли?
Нас, между тем, разлучил он, жестокий, настолько, что даже
Видеть глазам не дает жгучая ревность его.
Стал он и впрямь «Ненавистным» за то. Я же сделался «Хмурым»,
Так как не вижу ее, «Стриженой», больше нигде.
МАСКИ СРЕДНЕЙ И НОВОЙ КОМЕДИИ
ГЕТЕРА
1.[730] Знаю: всякий, кто хоть малость путался с гетерами,
Подтвердит, что нет породы в мире беззаконнее.
Ни дракон зубастой пастью, ни Химера пламенем,
Ни Харибда и ни Скилла, псица трехголовая,
Гидра, Сфинкс, Ехидна, львица, гарпии крылатые[731]
Не могли бы переплюнуть этих погубительниц.
Все иные беды мира рядом с ними — мелочи.
Вот давай-ка перечтем их! Планго будет первою[732] —
Той Химерой, чье дыханье воспаляет варваров;
10 Но нашелся обиратель в всадническом звании,
Что пришел, ушел и вынес все ее имущество.
А Синопу не назвать ли множащейся гидрою?
Хоть сама она старуха, с ней Гнафена, дочь ее:
Кто одну беду минует, не минует худшую.
Дальше — Наннион: она ведь, точно Скилла-хищница,
Двух проезжих придушила и ловила третьего,
Но сумел свою ладью он из пучины выгрести.
А напротив села Фрина истинной Харибдою
И глотает с кораблями вместе корабельщиков.
20 А Сирены?[733] ощипать их — Феано получится:
Женский лик я клик, а когти — птичьи, загребущие.
Сфинксой же назвать фиванской можно всех и каждую,
Ибо все они знакомцам говорят загадками,
Как целуют, как милуют, как соединяются:
«Я скамеечкою встану, как четвероногая»,
«Я треножником подставлюсь», «Я двуногой девочкой».
Тот, кто это понимает, как Эдип, уходит цел
И, на все глаза зажмуря, нехотя спасается.
Ну, а те, что сладострастны, мигом попадаются
20 И конец: летят по ветру. Что тут разговаривать!
Нет на свете дикой твари, этих девок гибельней.
2.[734] Ведь они, чтобы нажиться им за счет поклонников,
Обо всем забыв на свете, сети хитрые плетут.
А когда разбогатеют, то берут к себе в дома
Свежих девок, чтоб у старших набирались опыта.
И у тех не остается ни лица, ни облика
От того, что было прежде, — впрямь перерождаются!
Если рост невзрачен — ходит на подошвах пробковых.
Если долговяза — носит тонкие сандалии
И, гуляя, наклоняет голову на плечико.
10 Так-то с ростом! Если, скажем, ляжки слишком тощие,
То, подбив тряпья, такою станет крутобедрою —
Диву даться! Если брюхо чересчур надутое,
То корсет она наденет, как актер в комедии:
Затянув его под груди, выпрямляя талию,
Вмиг живот она умерит прутьями корсетными.
У кого белесы брови — те чернят их сажею;
У кого черны чрезмерно — те пускают в ход свинец;
У кого бесцветна кожа — трут себя румянами.
Если в теле что красиво — выставляют напоказ:
20 Белозубая — смеется: как же не смеяться ей,
Чтобы все могли увидеть рот ее хорошенький?
Если смех не по нутру ей, то она по целым дням
Взаперти сидит и держит, раздвигая челюсти,
Тонкую во рту распору из дощечки миртовой
(Как у мясников на рынке держат козьи головы),
Чтоб привыкнуть, так ли, сяк ли, раскрывать пошире рот.
Вот какие есть уловки, чтобы стать красавицей!
3.[735] Кто тайно ищет ласки в темных ложницах,[736]
По-моему, достоин сострадания!
Ведь он бы мог избрать себе средь бела дня
Одну из тех, что встали для желающих
Все напоказ, под тонкой тканью голые,
Как те, что в Эридане омываются;[737]
И Гон за грош имел бы удовольствие,
Не гнался бы за тайною Кипридою[738]
И тешил бы не спесь свою, а плоть свою.
10 «Печалюсь я о бедствующих эллинах»,[739]
Что к нам прислали флотоводца Кидия!
4.[740] . . . . . . . . . Тот малый, о котором речь,
В соседнем доме увидал живущую
Подружку и тотчас влюбился по уши.
Она из граждан, но одна, без родичей,
Нрав — чудо, рождена для добродетели, —
Таких мы лишь и вправе звать «подругами»,[741]
А от иных лишь срам на этом имени.
5.[742] Нет, Пифия,[743] клянуся Афродитою,
Невмочь мне больше это ремесло мое:
Не выпало мне выгоды, кончать пора.
Как начала я, так связалась с воином:
Он только и болтал, что о сражениях,
Показывал рубцы от ран полученных
И хоть бы грош принес мне в утешение.
Он все твердил про дар, ему назначенный
В награду от царя;[744] и, даром хвастаясь,
10 Меня имел он даром чуть не целый год.
Дала ему отставку я; вторым был врач,
Без устали и счета жгущий, режущий,
И все бесплатно, все на службе городу.
Второй мне оказался хуже первого —
Один болтал, другой плодил покойников.
А третий на беду мне был философом —