Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

— Эй! — возопил юный правитель. — Ты что удумал? Прекрати! Прекрати немедленно! Не смей! Это моя лошадь! Не смей!

Он хотел помешать, но растерянно мешкал — в синих глазах предательски блестели слёзы, — и Вепрь склонился над жеребцом. Провёл рукой по крутой шее. Поймал взгляд карего глаза.

«Мне жаль, дружище, — сказал мысленно. — Но другого пути нет. Я сделаю быстро. Прости…»

Боль ударила молнией. Вспыхнула в висках, растеклась лавой по черепу. Вепрь выронил кинжал, схватился за голову и закричал…

Холодно. Так холодно, что невозможно дышать. Ледяной ветер швыряет в морду колкий снег. Волосы побелели от инея. Старый мерин повалился в сугроб и еле дышит. Костлявая грудина поднимается и опускается всё медленней и медленней. Вдалеке воют волки. Они голодны…

Он опускается на колено. Достаёт кинжал.

Другого пути нет…

— Мне жаль, дружище. Так будет лучше. Я сделаю быстро. Прости.

Короткий точный удар обрывает жизнь коняги. Шнапс из фляги согревает нутро, но ненадолго: путь сквозь пургу коварен и долог — не видать ни неба, ни земли. Всё заволокло. Завьюжило.

Холод пробирает до костей. Зубы клацают. Пальцы дубеют. Угодившая в полынью нога немеет, идёт иголками, а потом и вовсе теряет чувствительность.

Холодно. Холодно. Холодно… Холоднее, наверное, только в могиле. И похоже, она не за горами.

— П-похоже на то, — откликается Призрак и шмыгает красным носом. Озябшие руки он прячет под мышками, и это странно: призраки не мёрзнут. — П-пока ты не помер, скажу одну вещь. Она… она т-тебя любит.

1. Парасанг — древнеперсидская мера длины. Расстояние, которое караван проходит от одной точки отдыха (небольшого) до следующей. Примерно 6–8 км.

Глава 9

Она тебя любит… Она тебя любит… Она…

Кто «она»?

Имя. Ты должен вспомнить имя. Вспомни имя!

Вепрь проснулся от чувства падения. Так часто бывает во сне: летишь с бешеной скоростью вниз, вот-вот разобьёшься и вдруг — бац! — реальность.

Он шумно выдохнул и снова смежил веки. Голова гудела.

— Хей, ну и напугал ты нас! — услышал мальчишеский голос над ухом.

Таймур запалил масляную лампу, и тьму разбавил мягкий жёлтый свет. В неверных отсветах Вепрь различил расшитые золотыми нитями драпировки и горы подушек с узорами в виде танцующих змей.

«Где мы?» — хотел спросить он, да с губ сорвался только стон. Глухой и хриплый.

Но оказалось, юному кагану достаточно и этого: пацан понял всё без слов.

— Лежи спокойно, мы в Хаджибру. — Таймур пристроил куда-то лампу и уселся рядом. С тревогой заглянул в лицо. — Ты не умрёшь?

Вепрь мотнул головой, хотя обнадёживать парня не хотелось: когда-нибудь все умрут. Раньше или позже…

— Енкур сказал, у тебя удар.

«Что ж, ему виднее, — равнодушно подумал Вепрь. — Удар так удар».

— Ещё он сказал, что ты был прав… ну… насчёт коня, — юный каган вздохнул. — Жеребца пришлось…избавить от страданий. Как ты и собирался.

Вепрь кивнул. Таймур кивнул в ответ и дважды хлопнул в ладоши. В шатёр тут же впорхнули две молоденькие невольницы, а следом вошёл евнух с подносом.

— Позаботьтесь о нём, — коротко бросил каган. — Да как следует!

Челядины кланялись в ответ.

— Поправляйся, Вепрь! — Таймур дружески потрепал его по плечу и улыбнулся. — Ты нужен мне здоровым и полным сил! А теперь отдыхай. Увидимся завтра на охоте.

Каган поднялся и двинулся к выходу. Невольницы замерли в глубоком поклоне, а евнух, отставив поднос, упал на колени и отогнул полог перед Сиятельным правителем.

Вепрь сморщился, когда рабыни принялись растирать его мазью. Она приятно холодила кожу, но воняла так, что вышибало слезу. На лоб ему положили влажную тряпицу, по бокам уместили валики из вымоченных в ледяной воде простыней. Напоили из кувшинчика. Красота!

Когда девушки закончили, настал черёд евнуха. Вместе с подносом он приблизился к лежаку и… чуть не выронил ношу.

— Ты⁈ — выпалил на чистом северском.

«Я», — подумал Вепрь, равнодушно мазнув взглядом по говорившему. Высокий, плечистый, когда-то — вне всякого сомнения — удалой и крепкий, но сейчас заметно расплывшийся. Он не казался знакомым. Совсем.

— Ты… — прошипел евнух и аж весь затрясся. — Сучий стервец! Да по твоей милости я…

Он не договорил — не успел: полог распахнулся, и в шатре возник Енкур. Стоумовый Служитель Сиятельной каганэ, наставник и советник юного кагана.

— Ну, как ты? — Евнуха он не замечал. Челядин для такой птицы — пыль из-под лавки, не более. — Оклемался?

Вепрь ответил кивком.

— Жара коварна, — продолжил Енкур. — Северяне плохо переносят здешний климат. В особо тяжких случаях доходит до видений и голосов в голове. А ты хоть и крепкий малый, старайся не рисковать: если к немоте и дырявой памяти добавится помешательство, придётся обойтись с тобой так же, как с тем жеребцом.

Служитель не угрожал. Он говорил дело. И Вепрь это понимал.

Ясен пень, Енкур отследил весь его путь по невольничьим рынкам и прекрасно знал всю подноготную новой игрушки Сиятельной Каганэ. Знал, но молчал. Так что…

Вепрь выразительно посмотрел на Служителя. Тот улыбнулся краешком губ.

— Рад, что ты внял моим словам, Вепрь. Приятно, когда тебя слушают и слышат. А ты… — рявкнул он евнуху. — Чего встал истуканом? Делай дело да проваливай!

— Слушаюсь, господин. — Странный евнух водрузил поднос на пуф рядом с лежаком и подал высокий стакан, до краёв наполненный янтарной жидкостью.

— Надеюсь, это не ослиная моча, — хмыкнул затаившийся в полутьме Призрак, и Вепрь с подозрением покосился на питьё.

— Целебный чай, — пропел евнух, заметив строгий взгляд Енкура. — Вернёт силы и подарит здоровый сон.

— Тебя разбудят до рассвета, — сообщил Служитель, когда Вепрь принялся за чай. — День предстоит нелёгкий, так что выспись.

Он ушёл, а Вепрь прикончил чай и крякнул.

Евнух смотрел на него во все глаза.

— Так ты… Ничего не помнишь… — проговорил он и улыбнулся злой нехорошей улыбкой. — Вот так приятность нежданная! Экие судьба завороты крутит, а?

Вепрь покосился на Призрака. Тот помрачнел.

— Не смотри волком, — евнух продолжал лыбиться. — Мы с тобой подружимся. Вот увидишь.

— Что-то сомневаюсь я в этом… — проговорил Призрак, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Оникс! — в шатёр ворвалась