Германские мифы - Е. М. Колесова

А еще немецкие романтики в полной мере почерпнули из родного фольклора мистицизм, иррациональность, таинственность, драматические сюжетные повороты и детали, погружающие в атмосферу тревоги, ужаса и распада – словом, все, что любит читатель во все времена. Недаром буквально одно из первых произведений немецкого романтизма – баллада Готфрида Бюргера «Ленора» – имела невероятный успех и на родине, и по всей Европе. Это история девушки, к которой ночью возвращается мертвый возлюбленный и везет ее к брачному ложу, к себе в «дом». Ночная скачка мертвеца и испуганной героини в призрачном свете луны, в сопровождении зловещих воронов и хоровода духов хорошо знакома ценителям русской поэзии по стихотворениям Василия Жуковского «Людмила» и «Светлана», и оба они – подражание «Леноре». Балладу Бюргера перевели на множество языков, еще больше появилось переложений уже с другим национальным колоритом (благо, легенда о женихе-мертвеце существует в фольклоре многих народов), «Ленора» стала сюжетной основой для множества живописных полотен и гравюр, музыкальных произведений.

Мир германского эпоса и фольклора действительно «сумрачен», и не только потому, что самое главное здесь происходит под покровом ночи. Он еще и предельно драматичен. Даже кристально четкие эпические сюжеты, в основе которых – битва добра со злом, доблесть и героизм, верность долгу, восстановление справедливости, наполнены захватывающими перипетиями, жестокими подробностями, зловещими знамениями и суровыми трагическими прорицаниями. Предельное нагнетание атмосферы и роковая развязка – характерная черта искусства скандинавских скальдов и средневековых немецких поэтов, и этому мастерству «держать интригу» у них учились многие поколения писателей, поэтов, композиторов, а затем и кинематографистов. Жизнь древней германской мифологии продолжается и сегодня, она непременно будет еще долгой и полной неожиданных поворотов. Чтобы смело утверждать это, не надо быть пророком.

Глава 1

Миры и мифы древних германцев

Собственно, о древнегерманской мифологии нам неизвестно почти ничего… и известно очень многое. Как это получается? Давайте разберемся.

Сами германцы дохристианского периода не оставили каких-либо письменных свидетельств о своих божествах и связанных с ними преданиях и ритуалах. Хотя, строго говоря, уже к началу новой эры у них был свой алфавит – знаменитые руны. Но использовались они только для коротких мемориальных надписей на камне, металле, дереве, а также для гаданий, к которым германцы прибегали по любому мало-мальски значимому поводу. А вот создать с помощью рунического письма священные скрижали им в голову не пришло. Как, впрочем, не было надобности в этом и у абсолютного большинства других народов: к родным верованиям они приобщались не через книгу, а непосредственно, всем образом жизни. Рассказать о культах и обычаях германцев могли бы либо соседи-римляне, либо владеющие грамотой потомки. Но для первых они были варварами, для вторых— непросвещенными язычниками, на глупые россказни и суеверия которых недостойно тратить драгоценный пергамент. К счастью, нашлись среди тех и других люди, имевшие на этот счет особое мнение.

Загадки римского историка

Римляне почитали весьма обширный и пестрый сонм богов, среди которых было немало заимствованных. Самый яркий пример – греческий пантеон, который в Риме присвоили практически полностью, но не обошли римляне вниманием и божества других народов: фригийскую Кибелу, египетскую Исиду, индоиранского Митру и других. Существовала даже практика эвокации – переманивания на свою сторону чужих богов и богинь. Их «официально» приглашали в Вечный город, обещали строительство посвященных им храмов, щедрые жертвоприношения и почитание, а взамен от них требовалась самая малость – склониться перед величием Рима и мощью его легионов.

Это было важной частью государственной политики, да и в обиходе (а римляне в своих частных делах никогда не забывали заручиться поддержкой свыше) еще один могущественный бог был нелишним. Поэтому к чужим культам они относились не только с максимальной терпимостью, но и с большим интересом. Но все это касалось относительно цивилизованных народов, а не диких северных племен с зубодробительными названиями, у которых мужчины носят – стыдно сказать в приличном обществе – штаны! К тому же, как утверждал в «Записках о галльской войне» Юлий Цезарь[1], ничего интересного в верованиях германцев и не было: по его словам, они не имели жрецов и не усердствовали в жертвоприношениях, поклонялись луне, солнцу и огню, «а о других богах даже не слышали».

И все же к концу I века н. э. знаменитый историк Корнелий Тацит решил поведать согражданам «О происхождении германцев и местоположении Германии»[2]. В этом труде любопытство ученого сочетается с явными назидательными нотками: Тацит очевидно ставит мужественный и суровый образ жизни северных воинов и земледельцев, честную простоту их нравов и невзыскательность быта в пример чересчур изнеженным и развращенным соотечественникам.

Джеймс Брайс. Тацит в представлении художника начала XX в. Иллюстрация из книги Гасанова Исмаила Байрамовича «История всех народов с древнейших времен до наших дней». 1920 г.

Обстоятельно взявшись за дело, Тацит сообщил, что, согласно древним песнопениям германцев, общим праотцом их племен был Манн («человек»), сын бога Туисто, порожденного матерью-землей. От Манна и пошли три колена германских племен. Сразу отметим, что Туисто упоминается только у Тацита, и надежных параллелей этому персонажу в других источниках ученые так и не нашли. Одни считают, что это инеистый великан Имир, в скандинавской мифологии – прародитель всего живого, который является «отголоском» очень древнего индоевропейского двуполого божества. Другие считают, что Туисто – это латинизированная форма имени германского бога Тиу, он же Тюр.

Также Тацит рассказывает, что германцы чтили Меркурия, которому в определенные дни приносили человеческие жертвы, Геркулеса, который когда-то посетил их землю и стал для них образцом могучего и доблестного воина, а также бога войны Марса. Конечно, Тацит просто не знал или не счел необходимым называть имена германских богов и заменил их на подходящих по «функционалу» римских. Так кто же были германские Меркурий, Геркулес и Марс? Ответ на эту загадку нам предстоит узнать чуть позже.

А еще Тацит, да и все другие римские авторы, поведавшие о нравах и обычаях германцев, в один голос говорят об их приверженности к гаданиям и пророчествам. Если Цезарь писал о том, что германские матроны (матери семейств) указывали воинам благоприятное время для битвы, бросая жребий с помощью деревянных палочек, то у Страбона эта процедура обрастает жуткими подробностями: жрицы-предсказательницы перерезают пленникам горло, сливают кровь в медный котел и совершают гадания по рисункам на кровавой поверхности. Другие творят предсказания по внутренностям рассеченных жертв. Римские жрецы-авгуры и сами умели искать добрый или зловещий смысл в полете