Мой (не) любимый сводный - Кристина Юрьевна Юраш

Я поняла, что пора уходить и бесшумно направилась по коридору. Я и сама чувствовала, что битва приближается. И может случиться в любой момент.

— Что тебя беспокоит? — прошептала мама, войдя в мою комнату.

— Все в порядке, — соврала я, стараясь улыбнуться.

— Милая моя, — прошептала мама, а мне на колени вскочил рыжий кот по кличке Шехерезад. Он выглядел так, словно собрался на выставку. Родители всерьез озаботились его здоровьем и продолжительностью жизни, поэтому кот преклонного возраста выглядел очень молодо и гарцевал, аки конь.

— Мам, — прошептала я. — Можно я просто промолчу… Я так хочу обнять тебя…

Я лежала у мамы на коленях, а она перебирала мои волосы. Шехерезад терся об нас, как бы намекая на то, что шерсти мало не бывает!

— Андрюша! Принеси чай, пожалуйста! Скажи Ирле, чтобы сделала чай, — попросила мама.

Я увидела, как в комнату вплывает жуткий рогатый демон Андрюша, неся поднос. При виде меня, он дернулся, чуть не расплескав чай.

— Спасибо, держи, — протянула мама ему сахарок, который достала из кармана. Сахар Андрюша любил. Поэтому тут же унес свою добычу и исчез.

— Мама, я запуталась. Кажется, я влюбилась, но это… не Морис…, — прошептала я. — А еще я думаю о битве. Все говорят, что я должна ненавидеть, а я не могу… Мне очень жаль Энну. Жаль, что сейчас ее никто так не обнимет… Морис говорит, что это правильно, а Вивернель говорит, что именно ненависть заставляет побеждать. Тот, кто ненавидит, тот сильнее!

— Маленькая моя, — заметила мама. — Сила в любви. Когда ты любишь по настоящему, ты способна на все! Тебе кажется, что ты всесильна…

— Мам! — дернулась я. — Не плачь! Я слышу!

— Я не плачу, — прошептала мама. — Просто переживаю…

— Ну, ма-а-ам! — протянула я, видя, что мама едва держится. Я обняла ее.

— Мама, прекрати! — произнесла я строго, подражаю интонациям папы Альвера.

— Так, любовь моя, я прошу тебя! Успокойся! Разведка донесла, что битва еще не скоро! Энна пока ничего не планирует! — послышался строгий голос папы Альвера. Он вошел в комнату без стука, видя, как мама утирает слезы. Папа Альвер посмотрел на меня.

— Золотинка моя, пойдем поговорим, — его голос был ласково.

Я кивнула и вышла. Я прошла вслед за ним в кабинет, но как только дверь закрылась, я почувствовала как папа Альвер крепко обнял меня.

— Кто обидел? — спросил он, глядя мне в глаза.

Я сглотнула, как вдруг он посмотрел на кольцо. Но промолчал. Снова.

— По поводу битвы. Замок укреплен настолько, что мы сможем держать оборону. Ты должна делать то, чему научил тебя Морис, — заметил папа Альвер.

— Но я боюсь, что не смогу убить Энну, — произнесла я. — Я понимаю, что от этого зависит жизнь всей семьи…

— Поверь, сможешь, — заметил папа Альвер. Он был спокоен. Наверное, единственный, кто не поддавался тихой панике в замке. А может, он хотел казаться спокойным. — Я в тебя верю, моя девочка. Я тебя так выстрадал, что считай, что родил сам! Если она тебя ранит, знай, твой папа ее убьет. Поверь, я найду способ. Так что за семью можешь не переживать. Главное — выживи. Это все, что от тебя требуется. Поняла меня?

В голосе папы Альвера звучала уверенность. Он выглядел очень молодо и был очень красивым мужчиной. Однажды мама сказала: «Как хорошо, что он нас любит, а мы любим его. Если бы он был врагом, это было бы самое страшное, что могло случиться! Против него у нас не было бы шансов!».

— Да, пап, — вздохнула я, прильнув к нему. Однажды на четвертом курсе, когда мы с Морисом тренировались, в тренировку вмешался папа Альвер. Огромный, черный, он показал нам такое, от чего мы с Морисом почувствовали себя детьми. Он ловко скинул меня и Мориса в море, а когда мы выбрались, он уже отряхивал роскошные одежды.

Я вышла из кабинета, сжимая в руках новый браслет из чистого золота в красивой коробочке. Еще один подарок от папы Альвера. Странная прижимистость папы Альвера была поводом для семейных шуток. Папа Альвер осыпал женщин семьи золотом, при этом иногда ворчал. Но как только речь шла о подарках мальчикам, у папы Альвера просыпалась скаредная жилка: «В его возрасте, я уже соседа убил и отжал сокровищницу!». Поэтому мальчишки получали намного меньше, чем девочки. Причем, и к Морису, и к Вивернелю, папа Альвер относился с одинаковой строгостью. «Так и скажите сразу, что вы — девочки!», — рычал папа Альвер. — «И тогда я вас буду одевать, дарить вам косметику и золотые безделушки!». На что Морис и Вивернель обижались. «Да мне ремонт Академии ежемесячно в один замок выливается!», — ворчал он. — «Да на эти деньги можно было замков, как грибов понатыкать по всем горам! Мне на старость что-нибудь оставьте! Чтобы я мог зарыться в золото и спать по сорок восемь часов в сутки!».

Я вернулась в свою комнату и легла на кровать. Запах родной комнаты успокаивал меня. Я вспомнила про свою коллекцию и пуговки, которые привезла. Вытряхнув пуговку из коробочки браслета, который мне только что подарили, я понесла свои сокровища в отдельную комнату, раскладывая их по витринам. Сердце радовалось, а я успокаивалась.

— Готово, — обрадовалась я, видя, как пуговки стоят, подсвеченные магическим сиянием. Ну, до чего же они красивые!

Я вернулась на кровать, как вдруг увидела письмо.

Открыв его дрожащими руками, я замерла.

Глава 26

«Жду тебя в Скалистом Ущелье. Энна Честимир».

Что? Уже? Так быстро? Только что ведь был выпускной?

Я думала, что у меня есть еще несколько дней, но у меня было всего несколько часов. Я даже… Я даже не успела попрощаться со всеми! Я взглянула на портрет отца, которого почти не помню. Светловолосый сын ректора висел у меня над камином, а я часто разговаривала с ним. Я хотела перед сном рассказать ему о Вивернеле… И о том, что я чувствую… То, что случилось на балконе пока что оставалось тайной, а я понимала что, быть может, допустила ошибку, но… Столько всего я хотела рассказать