Хрупкий побег - Кэтрин Коулс
Но это было неважно. Шеп теперь знал, кто я такая. Прятаться больше не имело смысла. Да и видеть я без них могла лучше. Они были вполне удобны, но иногда искажали изображение. А теперь все было ясно, как никогда.
Вся эта величественная красота — Касл-Рок и горы Монарх. Холмы, плавно переходящие в склоны, ведущие к горам. Мне никогда не надоест смотреть на это. Такой контраст с вечными пробками Лос-Анджелеса.
Шеп включил поворотник, хотя на дороге, насколько хватало взгляда, больше не было ни одной машины. Уголки моих губ дрогнули. Настоящий законопослушный парень. Хороший до мозга костей.
Мы ехали по гравийной дороге минут пять, пока не подъехали к воротам, которые выглядели совсем новыми. Шеп опустил стекло и набрал код на панели. Через секунду ворота распахнулись.
И в тот же момент я увидела дом вдалеке. Он выглядел так, будто прошел сквозь ураганы, ливни и снегопады. Даже с такого расстояния было видно серо-коричневый оттенок, говорящий о пережитых испытаниях.
Этот цвет ему шел. Дом словно сливался с золотыми травами вокруг. В поле зрения не было ни одной другой постройки.
— Что это за место? — спросила я, и голос у меня был такой же скрипучий, как, вероятно, петли на каждой двери в этом доме.
— Мой. Новый проект.
Я с трудом оторвала взгляд от дома и посмотрела на Шепа:
— Ты его купил?
Он кивнул:
— Закрыли сделку пару недель назад. С Энсоном уже начали приводить в порядок, но, возможно, это займет лет десять.
— Хочешь его перепродать?
— Такая задумка. Хотя, думаю, расстаться с ним будет непросто. Уж больно тянет.
Я снова уставилась на дом. И правда тянет. В нем была особая величественность, отражавшая все вокруг. И чем ближе мы подъезжали, тем больше он завораживал.
— Сколько ему лет?
— Примерно с тех времен, когда начали осваивать эту территорию. Середина — конец девятнадцатого века.
— Ух ты, — выдохнула я. Сколько же в нем истории. Как же здорово стать ее частью.
Едва Шеп поставил машину на стоянку, я выскочила наружу, чтобы получше рассмотреть дом. Я подошла ближе. Не удержавшись, приложила ладонь к стене. Поверхность была шероховатой, дерево кое-где шелушилось. Теперь я видела — когда-то оно было белым.
— Придется полностью переделать фасад, — сказал Шеп, подходя ко мне.
— Ему идет этот цвет.
Я почувствовала, как он смотрит на меня:
— Думаю, ты права. Словно этот дом вырос прямо из земли.
Я кивнула, провела пальцами по доскам:
— Словно он здесь всегда был.
Мы немного помолчали, а потом Шеп спросил:
— Хочешь зайти внутрь?
Я едва заметно улыбнулась:
— А как ты думаешь?
Он усмехнулся:
— Надеялся, что ты это скажешь.
Шеп повел меня через заросший участок к крыльцу с разбитыми ступенями. На двери висел кодовый замок, который он быстро открыл, потом обернулся:
— Держись. Внутри все довольно... мрачно.
Но он зря предупредил. Как только я вошла, меня охватило восхищение. Несмотря на пыль и облезшие обои, я видела, какой этот дом в своей сути. Роскошные деревянные элементы, витиеватая лестница, высокие потолки.
Но было и ощущение замкнутости. Формальности. Словно в доме было слишком много комнат, созданных для бесконечных нужд богатых хозяев.
— Вижу сомнение у тебя на лице, но послушай мой план, — сказал Шеп, уже уходя дальше вглубь дома. — Мы снесем все эти стены. — Он постучал по одной из них, и я заметила, что гипсокартон в этом месте уже снят. — Смотри, что с другой стороны.
Я последовала за ним в большую гостиную с открытыми двойными дверьми и множеством окон.
— Эти старые окна мы уберем и поставим современные, энергоэффективные. Вся задняя стена будет стеклянной — будто живешь прямо на том поле. А эта перегородка уйдет, потому что там кухня. И получится открытое пространство: кухня-гостиная. Заходишь в дом и перед глазами сразу природа.
Я ясно представила картину, которую он описывал. И это было прекрасно.
— Ты соединяешь старое с новым.
Шеп кивнул, как ребенок, получивший подарок на Рождество:
— Все дерево оставлю. А наверху мы уберем несколько стен, чтобы увеличить маленькие спальни. Их было тринадцать.
У меня глаза округлились.
Шеп рассмеялся:
— Знаю. Что с ними всеми делать-то?
— Завести кучу детей?
Он усмехнулся:
— Тоже вариант. Но мне по душе просторные помещения. Я, наверное, часть комнат отдам под ванные и гардеробные. В девятнадцатом веке с этим туго было.
Я задумчиво хмыкнула. Гардеробы меня не волновали, а вот ванные — совсем другое дело:
— Обязательно нужна ванна перед огромным окном с этим видом.
Я всегда чувствовала, когда Шеп смотрит на меня. Это тепло, немного дымное. Но сейчас оно стало еще жарче.
— Любишь поваляться в ванной?
Я подошла к окну:
— Нет ничего лучше после тяжелого дня. А с таким видом? — я присвистнула. — Я бы вообще оттуда не вылезала.
— Буду иметь в виду, — голос Шепа стал чуть хриплым на концах.
Я повернулась к нему и поймалась на том, что застряла в его взгляде. Я не ошиблась насчет жара. Казалось, в янтарных глазах вспыхивали языки пламени. Но он не двигался. Просто смотрел. И этот взгляд прокатывался по моей коже, оставляя след.
— Спасибо, что привез меня сюда.
Жар в его глазах сменился нежностью:
— Почувствовал, что тебе может понравиться. И подумал, что, может, захочешь что-нибудь разрушить после такого дня.
Я невольно рассмеялась:
— Разрушить?
Шеп кивнул:
— Ну так как, Колючка? Поможешь мне снести эту стену, чтобы мы могли построить что-то лучшее?
Перед глазами всплыло воспоминание — как мы с Шепом сидели на моем заднем крыльце, и он рассказывал, как отец учил его справляться с эмоциями. Через дело. Через руки. Он хотел дать мне то же самое.
— Я бы с радостью что-нибудь расколошматила.
На лице Шепа расплылась широкая улыбка:
— Пошли крушить.
Он направился к аккуратно сложенной куче инструментов и строительного снаряжения. Порывшись в ней, вернулся с парой защитных очков — таких, какие я носила в школе на химии. Он надел их мне на голову, поправил, аккуратно устроив на месте. Его руки замерли.
Я шумно втянула воздух, глядя на него. Столько силы и нежности в одном человеке. Потом его руки исчезли — он надел очки себе. И протянул мне кувалду.
— Можешь разнести все, что вдоль этой стены, — сказал он, указав на широкий участок с обнаженными балками и гипсокартоном. — Все трубы
