Перстень Мораны - Александра Кармазина
— Сергей? — переспросила Морана. — Ты о том красавце с зелеными глазами, которого ваша ведьма пытается подсунуть мне?
Долинская неопределенно пожала плечами, не до конца понимая, что имеет в виду Морана. Она вела себя так, словно не имела никакой заинтересованности в Краснопольском. Словно вообще говорила даже не о нем…
— Он, конечно, хорош, — протянула богиня, — весьма хорош, чего лукавить-то. Тем не менее, речь о другом сейчас.
Глава 34
Осознав, что девчонка вообще не в курсе того, что происходит в ее жизни, Морана запрокинула голову и расхохоталась. Когда приступ веселья немного улегся, богиня с долей сочувствия взглянула на Киру Долинскую. Это же надо — жить и не понимать, кто ты и что на самом деле происходит вокруг! Тут можно и посочувствовать… первые пять минут.
— Значит, он так и не раскрыл тебе правды?
— Кто и какую именно правду должен был мне открыть? — все еще недоумевала Кира.
В наполненных удивлением черных глазах девушки плескалось раздражение и… гнев? Смелая! Посмела даже разозлиться, хотя прекрасно осознает, чем это ей грозит.
— Кира! Кира!!!
Богиня резко обернулась на звук приятного мужского голоса.
К ним спешил высокий шатен. Запыхавшийся, слегка раскрасневшийся от бега, с мелкими бисеринками пота на лбу и верхней губой… Такой притягательный, что даже Моране стало слегка не по себе. Ей не приходилось раньше испытывать подобных чувств к человеку. Конечно, это продиктовано ритуалом, но все же… Ей даже нравилось. Все лучше, чем скука и безразличие.
— Не смей трогать ее! — воскликнул Сергей, оказавшись возле них. Краснопольский встал между богиней и Долинской. — Только попробуй, поняла?
— Ммм, — промычала восхищенная его темпераментом Морана. — Кто это тут у нас? Мой отважный рыцарь?
— Черта с два, он твой, — фыркнула Кира ей в ответ.
Приподняв густые черные брови, богиня перевела на нее холодный взгляд. Не сводя глаз с девушки, подошла к Краснопольскому и, аккуратно взяв его за высокие скулы, вынудила посмотреть себе в лицо. Спустя пару мгновений, запечатлела на губах Сергея долгий полный собственнического торжества поцелуй.
Как и предполагала богиня, смертный даже не попытался сопротивляться. Он бы не смог, даже если бы захотел. Здесь сошлось слишком много всего — ритуал, корни родословной Мораны, чьей матерью являлась сама Лада, природная неотразимость богини. Она очень хорошо осознавала, насколько красива и как действует на всех мужчин. Почти всех, за редкими исключениями вроде Чернобога, которого ее чары так и не сломили.
Сделав глубокий вдох, Кира медленно выдохнула через нос. Взгляд Долинской наполнился странным огнем, какого Морана никогда не видела в глазах людей. Казалось, на дне зрачка девушки заклубилась самая настоящая тьма, которая росла и ширилась, приобретая необъятные размеры.
— Что это? — догадалась Морана о природе выражения глаз Долинской. — Ревность?
— Ты не получишь его, — глухо проговорила Кира. — Никого из нас больше не получишь.
— Как бы ты не сопротивлялась этому, — богиня уже не скрывала улыбки, что растягивала ее чувственные губы. Обняв Краснопольского за торс, прильнула к нему, — он мой. Теперь, когда поцелуй скрепил ритуал вашей ведьмы, твой мальчик принадлежит мне.
Словно в подтверждение ее слов, глаза Краснопольского вспыхнули синеватым пламенем. На короткие секунды этот огонь затмил даже насыщенную зелень его взгляда, в котором больше не читалось ничего. Только отрешенность, только холод…
— Сережа… — обратилась к нему Кира.
— Мой, — улыбнулась Морана, поворачиваясь спиной к Долинской. — Теперь только мой, — и направилась в сторону леса, увлекая за собой Краснопольского.
— Сергей! — бросилась за ними Кира, чтобы ухватить его за локоть.
Небрежно дернув плечом, Краснопольский сбросил пальцы девушки. Он даже не обернулся, словно и не твердил ей о любви все то время, что они были знакомы.
Запустив пальцы в густые темные волосы, Долинская потрясенно смотрела им вслед. Ей казалось, что все случившееся — плохая сцена на съемках фэнтези-фильма. Плохая, потому что… Да плевать, почему! Разве есть что-то хорошее в том, что произошло? Не найдешь даже сотой доли позитива, как не ищи, как не старайся.
***
…и не только ее взгляд сверлил спины уходящих. Столько ненависти было в этих опушенных длинными густыми ресницами глазах, столько злобы от собственного бессилия. Он не мог ничего сделать. Пока не мог.
Однако, стоило Ему переключить свое внимание на растерянно стоящую посреди дороги Киру, все изменилось. Выразительные глаза цвета черного оникса больше не пылали яростью. Напротив, взгляд заволокла невыразимая нежность — неизменное выражение, когда дело касалось этой девочки.
Бесшумно ступая обутыми в черные туфли ногами по пыльной проселочной дороге, Он подошел совсем близко. Стоило протянуть руку, чтобы коснуться ее. Она не почувствовала бы этого касания, но Он все равно лишний раз старался не трогать ее. Не потому, что не хотел. Просто это отражалось на ней. Каким-то шестым чувством, как любили выражаться люди, она всегда знала, когда это происходит. Пугалась. Вздрагивала…
Даже сейчас, когда ветер подхватил одну полу его широкого черного плаща, девушка почувствовала. Грубоватая ткань едва ощутимо задела ее по руке, и Кира резко обернулась. Это движение поставило ее лицом к лицу с тем, кто стоял за спиной Долинской. В отличии от других, Он мог сам решать, когда ей видеть Его, а когда нет. Именно поэтому теперь Кире оставалось лишь встревоженно оглядываться по сторонам.
Морана была права. Права во многом, как и всегда. Нужно было либо не вмешиваться в судьбу этой девочки, либо давно рассказать ей правду. Он все медлил, боялся чего-то, как обычный смертный человек, которому есть, что терять.
Сейчас, когда их взгляды пересеклись вне времени, Он видел в ней нечто такое, за что когда-то выделил из толпы. Именно ее глаза привлекли Его внимание в тот день, когда случилась авария на одной из подмосковных трасс. В их бездонной черной глубине читалось только его отражение — ни страха, ни надежды, ни осознания того, что все кончено. Все эти чувства пришли потом, намного позже, когда девочка выросла.
***
Тяжело переводя сбивающееся дыхание, Кира пыталась справиться с подступающей паникой и взять себя в руки. Вынув руки из волос, она открыла глаза. Перед взглядом плясала какая-то рваная чернота, сквозь которую просвечивали отдельные картинки из ее жизни.
Вот она совсем
