Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

* * *

Приморский городок близ Красного залива ожидаемо звался Красными Бродами и стоял там, где Закатная река, разбившись на десяток рукавов, сливалась с морем Лихих ветров. Город был мал: харчевня, две улицы, постоялый двор у самых ворот да пристань с доками. Поговаривали, когда-то Броды процветали и едва не сделались столицей, но постоянные набеги песеголовцев и атаки неугомонных ушкуйников так и не дали городку подняться: Броды превратились в перевалочный пункт, откуда торговые галеры стремились вверх по течению — в красавец Златобор. Туда устремился и Яр. Вышел к большаку и бодро зашагал на север. Идти предстояло долго, шесть десятков вёрст, но по доброй погоде и в хорошей компании шагать одно удовольствие: день-другой, и ты на месте.

Леса вокруг полыхали: золото, бронза, ядрёный багрянец и рыжая медь. Осень в здешних краях не скупилась на краски, особенно сейчас, в канун Листопадова дня, и Яр наслаждался лихим многоцветьем. Только теперь он понял, как сильно скучал. Скучал по кудрявым берёзам, осинам с резными листами, дубам-колдунам и соснам, высотой до неба. Тосковал по прохладному ветру и запаху костров. По высокому небу, оврагам, быстрым ручьям и прозрачным, точно русалочьи слёзы, озёрам. Он шагал, и казалось, сама земля шепчет: «Ты дома. Ты дома теперь. И ничего худого не случится, ведь ты там, где должен быть!», и сердце заходилось от непонятного щемящего счастья.

* * *

Дуб стоял близ путевого столба. Раскинул тяжёлые руки-ветви, впился толстыми корнями в разомлевшую от дождей землю. Высокий, могучий, древний, как само Небо, он чернел в сгустившихся сумерках. Над раскидистой кроной с гаем кружило вороньё.

Яромир прошёл бы мимо, если бы не одно «но»: на узловатых сучьях болтались, выпучив незрячие зенки, порядком посиневшие висельники. Марий насчитал пятерых. У каждого на груди красовалась табличка.

— «Небомерзкий колдун», — вслух прочёл Полумесяц и нахмурился. — Что за?..

Яромир смерил всю пятерку мрачным взором. Не походили они на колдунов. Совсем. Обычные смерды: косматые, бородатые, в залатанных одеждах. Такие растят хлеба, за скотиной ходят да Небу на дожди молятся. Подозрительно…

— Может, похороним? — предложил Марий.

— Нет, — коротко ответил Яр, наткнулся на осуждающий взгляд товарища и пояснил: — Не мы вешали — не нам снимать. Пошли.

Марий пробухтел под нос пару ругательств и нехотя двинулся следом, продолжая ворчать, но Ледорез пропустил упрёки мимо ушей. Незачем лезть, когда сути не знаешь. Мало ли, вдруг и впрямь колдуны? Обернулись смердами, бродили по селеньям и творили чёрные дела. Всякое бывает.

Так он думал ровно до следующего дуба. На нём, в отличие от предыдущего, среди повешенных обнаружилось две полнотелых молодухи и девчушка зим девяти в изорванном платьице.

Яромир скрежетнул зубами. Погань!

Марий выразительно посмотрел на него матом. Да таким ядрёным, что уши полыхнули.

— Опять скажешь, не наше дело? — Сердито бросил призрак и кивнул на несчастную девчушку. — Эта, поди, самая злостная колдунша из всех!

Ледорез наградил товарища замогильным взглядом, и Полумесяц тут же умерил пыл.

— Прости, — изрёк примирительно. — Забыл.

— Проехали, — буркнул Яр.

Белокурая девочка с косичками навечно обосновалась в его кошмарах, но это не значит, что все без исключения малявки являют собой зло воплоти.

— Ну так что, снимешь их? — Полумесяц мотнул головой в сторону висельников.

Яромир вознамерился ответить, даже рот открыл, но осёкся на полуслове: за изгородью у поворота мелькнула тень. Тень не таилась, приблизилась и обрела вполне конкретные очертания коренастого мужичонки с проплешиной на макушке и длинной тонкой розгой в руке. Одет мужичок был просто: холщовая рубаха, короткий зипун, порты, онучи да лапти. Рядом, брякая колокольцем, мекала белая пучеглазая коза.

«Селянин», — смекнул Яр и убрал ладонь с рукояти кинжала, что висел за спиной в поясных ножнах.

— Добре, пане, — молвил селянин.

— Мир тебе, — ответствовал Яр, учтиво поклонившись.

Поклон явно согрел незнакомцу сердце, и мужичок добродушно улыбнулся.

— Впервой в наших краях? — спросил он.

— Домой воротаюсь, — соврал Яромир. — За морями службу служил.

— А дом-то где?

— В Колосьях, — брякнул Яр первое, что пришло на ум.

— Далече… — протянул селянин. — А долго ль служил за морями?

— Годину с лишком.

Селянин впечатлённо присвистнул, а Яромир вознамерился прояснить непонятное.

— За что их повесили? — спросил, кивнув на болтающихся в петлях бедолаг.

— Знамо, за что, — селянин принял важный вид. — За колдунство небопротивное!

— И… эту маленькую? — уточнил Яр.

— Её особливо.

— Чего ж она сотворила?

Селянин подался вперёд, сузил глаза и понизил голос:

— Веткой на песке знаки ведьмовские выводила!

— Серьёзное преступление, — ответствовал Яр и переглянулся с Марием. Призрак сделался мрачнее тучи, тёмные завитки упали на белый лоб, а ноздри гневно раздувались.

— Ребёнок. Просто. Рисовал, — выцедил Полумесяц, чеканя каждое слово.

— А то! — Селянин осенил себя защитным знаменьем. — Благо, мачеха ейная вовремя подметила да спохватилась: стражей небесных вызвала, чтобы покарали нечистую. Такие уж они, Хозяйкины прихвостни, так и норовят под мирских заделаться!

— Хозяйкины? — нахмурился Ледорез.

— Ага. Ейные. — Селянин снова коснулся лба и груди и, видимо для верности, трижды плюнул через левое плечо. — Она, поскудная, зиму с лишком как Пресветлого князя нашего, защитника всеблагого, Хотенея проклятием прокляла. Порчу наслала, да сглаз, да всё сразу. Сама в Седых Холмах укрылася, а прихвостней своих — колдунов да чудодеев треклятых — во все края направила: людинов губить!

Яромир помрачнел. Вот, значит, как! Хотеней решился применить излюбленный приём.

— Вполне в его духе, — поддакнул Марий, всё ещё не сводя взгляда с несчастной девочки.

— Слава Небу, Хотеней велел приспешников хозяйских ловить да вешать. Всех, без исключеньев!

— И кто же их ловит? — полюбопытствовал Яр.

— Как, кто? Стражи небесные. Токмо они нынче и хранят наш мир!

— Ясно, — вымолвил Яромир и снова поклонился. — Благодарствую, мил человек, за добрую беседу. Пора мне в дорогу.

— Ступай, служивый, — поклонился селянин в ответ. — Да торопися: до Колосьев далече, а час уже поздний — по ночам токмо Хозяйкины прихвостни по большакам и шастают.

— Учту, — сказал Яр и, отсалютовав на прощание, двинулся в путь. Мрачные мысли шуршали в голове опавшей листвой. Небесная стража,