Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

Боль обожгла, отрезвила. Из раны хлынула горячая тёмная кровь. Несколько крохотных капель упало на лохмотья седого безумца.

— Нет! — возопил он, отшатнувшись, и забился, точно в падучем припадке. Метался, рвал на себе волосы, выл, ревел и, рухнув на колени, разодрал в клочья собственное лицо. — Нет! Нет!!!

Голос его менялся. Становился то выше, то ниже, то казалось, будто это целая сотня голосов или далёкие отзвуки эха, что доносятся из глубины самого глубокого колодца. А потом слепой безумец начал раздуваться, точно накачанный воздухом бычий пузырь, и наконец лопнул, разлетевшись осклизлыми чернильными кляксами.

Обессиленный, Яр упал на пол и лишился чувств.

* * *

«Где ты, где, краса моя девица? Куда прячет тебя метелица? За горами, за долами, да за снежными полями…»

Разбудило пение. Кто-то тихо напевал… женским голосом. Совсем рядом.

— С-снеженика-а… — позвал Яр и попытался встать. Не вышло.

— Ой, чуть что, сразу «Снеженика»! — обиженно-капризно передразнили его, и Яр, мгновенно сообразив, с кем имеет дело, всерьёз затосковал по свече: темень — глаз коли!

— Ах, мой маленький бычок! Как ты предсказуем. — Два хлопка, и пещера озарилась призрачным зеленоватым сиянием.

Яромир уже знал, кого узрит, и не ошибся: в пяди от него, поджав под себя стройную ножку, сидела Люсинка. Губы и пальцы вампирши были в крови. И гадать, в чьей именно, особо не приходилось.

Тьфу ты… погань!

— Ты… — глухо прорычал Яр и, собрав последние силы, сел и привалился к стене. — Ты… — Готовый свернуть коварной вампирице шею, он скользнул взглядом по бедру и… осёкся, обнаружив свежую перевязь. Ну и ну! — Ты… обработала рану? Остановила кровь?

— Ну-у-у… как «остановила»… У нас, знаешь ли, свои методы… — уклончиво протянула Люсинка, недвусмысленно облизав пальцы. Сперва указательный, потом средний. Выглядела она, как всегда, потрясающе: медные косы переброшены на пышную упругую грудь, шелковистая молочно-белая кожа сияет, изумрудные глаза поблёскивают. Красавица! — Хотя, ладно. Пусть будет «остановила»: не хочется тебя разочаровывать. Особенно, когда так крепко досталось. Зачем ты себя порезал, глупыш?

— Так надо было, — буркнул Яр.

— Кому?

— Неважно.

— Важно!

— Ты пила мою кровь? — Ледорез решительно сменил тему.

— Сам-то как думаешь? — Люсинка лукаво вскинула бровь и зазывно улыбнулась. От её красоты захватывало дух, но Яр хорошо помнил, каким жутким чудищем она может обернуться. — Да и как удержаться, когда ты сам предлагаешь себя? Лежишь без чувств… такой сладкий, пьянящий, неповторимый. Особенный. М-м-м-м… От тебя кружит голову, знаешь ты это? Одна капля, и меня повело. Ах! Я всегда говорила: кровь — не водица!

— Как ты нашла меня?

— По запаху, конечно. Хотя, если честно, в замке только о тебе и говорят. О тебе… ну, и об этой ещё… — небрежным кивком Люсинка указала на хрустальный гроб. — Вот, я и не утерпела. Уж больно стосковалась за тобой, ми-и-и-лый!

Она полезла с объятиями.

— Не трогай, — осадил Яр.

Люсинка рассмеялась так заливисто, что распугала летучих мышей. Твари с писком сорвались со сводов и упорхнули прочь.

— Фи, как грубо! — упырица заправила за́ухо выбившуюся из причёски волнистую прядь. — А я-то собралась отдать тебе своё сердце!

— Нету у тебя никакого сердца.

— Ой, прям так и нет! — Люсинка нашарила рядом какой-то свёрток и извлекла… каменное сердце. То самое, которое много лет назад выкрала для Хозяйки Седых Холмов воровка по прозвищу Тень…

Немигающим взглядом Яромир уставился на артефакт. Потом поднял глаза на Люсинку. Серьёзно?.. Похоже, серьёзно. Но где она его раздобыла? Выкрала, пока Снеженика лежала без чувств?

— Ой, не всё ли равно? — отмахнулась упырица, походя считав его мысли.

— Тот, кто завладеет сердцем, получит над тобой власть, — напомнил Яр.

Люсинка снова рассмеялась, обнажая острые белые клыки.

— Глупый маленький бычок! Неужели ещё не понял? Я уже в твоей власти. Причём, довольно давно. — Она сверкнула глазами. — Бери. Всё остальное, как понимаю, у тебя при себе. Разберёшься. Бывай!

Люсинка послала ему воздушный поцелуй и рассыпалась на тысячу тысяч крохотных белых пауков, которые мгновенно расползлись по щелям пещеры.

1. Колдовской шаманский череп — череп лютоморского шамана-магоборца Бивеня, один из четырёх ключей-реликтов. Яромир добыл его в книге «Хозяин Седых Холмов».

Глава 51

Яромир понятия не имел, где именно в каверне север, поэтому расположил шаманский череп в изголовье. Нет, ну а что. Как ни крути, голова — это верх, а верх на любой карте — завсегда север. Слева уместил рубиново-красное вампирское сердце, в ногах сложил порядком истрёпанные косы поляницы (они прошли с ним долгий путь, но всё же уцелели). Остался знак востока.

Прихрамывая, Ледорез привалился плечом к шершавой каменной стене и развязал тряпицу, что стягивала рану на бедре.

«Здоровый мужик! — вспомнился насмешливый посул упырицы. — Восстановишься быстро. Девки в лунные дни тоже кровь теряют, и ничего — живы живёхоньки!»

Яр знал, она права. Дай Люсинка себе полную волю, он бы сейчас не стоял, а лежал — холодный и мёртвый, как скалы. Яромир накрыл порез ладонью и чуть надавил. Едва запёкшаяся корка лопнула, пропуская сукровицу, и рана открылась.

Кровь… Кровь магоборца. Последний ключ.

На мгновение Яр засомневался. Правда, вовсе не в том, что его род восходит к легендарному магоборцу Славомиру Буйному — в этом вопросе всё встало на свои места. Нет… Беспокоило другое.

Яр не знал, сколько именно крови потребуется для ритуала. Может, вся? Тогда есть смысл перерезать себе глотку. От уха до уха. Что ж. Так он и сделает. Но позже. Сперва надо попробовать с тем, что имеется, а уж если не сработает, тогда…

Он ухватил окровавленной пятерней тонкое запястье, оставив на белой коже красные следы, и стал ждать.

Где же ты, чудо? Где та великая сила, что сломает печать и разрушит заклятье? Где?

Вода мерно капала, стекая по пещерным наростам. В тёмных залах попискивали летучие мыши. Трепетал, умирая, огарок свечи.

Ничего не происходило. Совсем. Не запульсировало, ожив, вампирское сердце. Не вспыхнули ядовитым пламенем скверны глазницы шаманского черепа. И срезанные косы Заряславы по-прежнему валялись путанным комом. Каверна оставалась холодной, тёмной и безжизненной, точно склеп.

Яромир