За кулисами в Турине (Плохая война – 7) - Алексей Вячеславович Зубков

Взамен местные помогли погрузить убитых и раненых в телегу, которую бросили генуэзцы, и отвезти на подворье святого Валентина. Первых для отпевания и похорон на церковном погосте, вторых отлеживаться. Добрые монахи не блистали врачебным мастерством, но дуэлянты, которым не судьба была умереть сразу, могли рассчитывать на перевязки и молитвы за здравие. Некоторым первое или второе помогало встать на ноги. Дуэли — дело чести, а честь — привилегия людей не столько богатых, сколько справедливых. Поэтому выжившие дуэлянты щедро жертвовали милосердному подворью, а монахи совершенно не сердились, когда им в любое время дня и ночи приносили суровых мужчин, истекающих кровью.

Лошадей без особой радости принял на постой расположенный неподалеку постоялый двор. Конюшня под крышей забита чуть не в два слоя. Сошлись на том, что лошадей привяжут во дворе и напоят, а завтра их заберут хозяева. Телегу просто оттолкали с дороги, и понятно было, что до завтра она здесь не достоит.

Кошельки, одежду и оружие погибших надо бы было передать наследникам. Или кому-то еще. Покойнику не нужен в гробу ни теплый плащ, ни шапка, ни пояс, ни ботинки. Все кошельки и все мечи швейцарцев Кокки завернул в один из плащей и отдал на сохранение Бонакорси для раненых.

Бонакорси уехал с ранеными. Кокки не сообразил напроситься на ночлег к монахам, а на постоялом дворе, ему и не предложили. Мест не было по-честному. Он вышел с постоялого двора, ведя свою лошадь под уздцы. Можно, конечно, сесть в седло, но не видно же ни зги. Хорошо, что сообразил на постоялом дворе купить фонарик и большую свечу для него. Переплатил, конечно, втридорога, но теперь хотя бы дорогу видно. Пошлепал по лужам, с поводьями в руках. От холодного ветра заныла вроде бы зажившая рана на левом бедре.

На развилке Кокки подумал, к каким воротам идти и решил, что к западным. Если что, от них ближе до Гадюшника и дона Убальдо.

Я неплохо отбился, — подумал он, — Младший Петруччи, это противник примерно моего уровня, и Пичокки ничуть не слабее. Если бы не Витторио, я бы не отбился и не унес ноги. Да и с Витторио в паре мы всего-то задержали самых сильных бойцов на достаточное время, чтобы для де Круа остались только солдаты.

Плохо, что меня узнали. И, кажется, за мной следят. Я могу развернуться ему навстречу, но не догоню. Могу устроить засаду за углом. Кокки свернул за угол и остановился. Время шло, а преследователь не шел. Конечно, не шел. Лошадь всю дорогу цок-цок, и вдруг не цок. Выглянул за угол, не стоит ли там кто, прислушавшись? Кажется, через дом темный силуэт прилип к двери. Пойти на него? Убежит.

Получается, я не могу устроить засаду, — подумал Кокки, — Он слышал, как мы с лошадью идем, и услышат, когда я остановился. Сейчас снова пойду, и он подтянется.

Оглянулся. Никого.

Или на самом деле никто не следит. Может быть, просто кажется? Кокки развернулся и пошел назад. На ночных улицах не так уж пустынно. Особенно в каникулы. Двое пьяниц тащат третьего из таверны. Кавалер с довольным, что даже в темноте видно, лицом, куда-то идет с дамой, которая еле переставляет ноги. Где-то играет музыка. Из пекарни пахнет дрожжами, пекарь поставил тесто на завтра. Двое всадников проехали посередине улицы. За углом парень целует девушку. Девушку за его спиной не видно, но слышно.

Жаль, что я не местный, — подумал Кокки. Местный легко оторвется от слежки за счет какого-нибудь закоулка или прохода через дом, о котором только он и знает. Днем можно бы было попробовать на людной улице. Или пройти через таверну, через конюшню. На импровизации так не выйдет. Тем более, ночью, когда все двери закрыты и людей вокруг никого.

Ни при каких обстоятельствах я не могу привести врагов к семье. Вдруг мне не кажется, и кто-то идет по следу. «Ага! — скажут они, — Ночной Король шалит на улицах, убивает гостей Турина». Дон Убальдо непричастен, но кто станет его слушать? Кто поставит слово преступника наравне со словом благородного человека? Герцог просто прикажет повесить дона Убальдо, а потом уедет к себе в Шамбери. Плевать ему, что дон Убальдо, что называется, сам живет и другим не мешает. Местную братву держит в узде, приезжей братве шалить не дает. Помог поймать Душителя и других ему подобных убийц, которые держали в страхе округу. А если война? У кого есть сеть разведчиков на несколько дней пути от Турина? У герцога нет. И у декуриона нет. У дона Убальдо есть.

На Немецкое Подворье, где мы с Мартой сняли комнаты, идти уже нельзя. Эти комнаты наверняка сданы раньше, чем кровь просохла.

Идти надо к Дино и Джино. По легенде они купеческие приказчики из Милана. Дом снимают, хозяин местный. От людей с вопросами смогут отбрехаться, от людей с мечами попросту сбегут. У них наверняка уже пути отхода продуманы и выхожены для проверки. Если что, парни дона Убальдо проверят, следят за домом или нет. Может, мне все кажется, и никто за мной не идет.

Кокки прошел Турин насквозь до ворот Палатин. Он шел только по большим улицам, потому что боялся в темноте заблудиться или, что еще хуже, упасть в какую-нибудь яму с дерьмом. Раненая в начале месяца нога заныла. Два часа то стоя, то пешком — не шутка.

Тук-тук! Открыли быстро.

— Джино, как я рад тебя видеть.

— Что-то случилось? Вы не ранены?

— Нет, но плащ мне порвали в клочья. И мне нужно срочно согреться, или назавтра смогу только соплями отстреливаться.

— Прошу к камину. Сейчас вина подогреем.

Кокки плюхнулся на деревянное кресло, стянул чулки и туфли и протянул замерзшие ноги к огню.

— Что было? Марта нарвалась еще раз? — спросил Дино.

— Да, и не только она. Де Круа чудом прорвались из Монкальери в город. Мы с Мартой присоединились к ним, а то бы нас поубивали по отдельности.

— Засада? Кто?

— Генуэзцы. Решают вопросы на службе у семьи Фрегозо, но не по вертикали Банка, а по вертикали губернатора. Похоже, генуэзцы напали на верный след. Де Круа надо бежать из Турина. А Марту оба раза, на