Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

очередной плавный взмах, все присутствующие чувствовали, что на них словно бы накатывает мощная волна, из-за чего они теряют ощущение силы земного тяготения, понятие низа и верха, вообще как бы теряют свое тело в пространстве. Недаром Оскал-оол посоветовала закрепить видеомагнитофоны, установив их стационарно — нельзя поручиться, что в таком состоянии можно было бы пользоваться ими, как надо.

Но самому сильному воздействию, подвергался, конечно, Абрамов. Он лежал, полуприкрыв глаза веками, и лицо его странно менялось — бесстрастная видеокамера зафиксировала и это. Похожий на Абрамова человек лежал на топчане, с жесткими, заострившимися, какими-то окаменевшими чертами лица. И в то же время он выглядел бесконечно спокойным, умиротворенным — так величаво и спокойно выглядят горы.

Продолжая негромко напевать, Оскал-оол вынула откуда-то из складок своего странноватого платья-халата стальную блестящую спицу, согнутую в виде буквы “Г”. Длинная часть спицы была сантиметров в тридцать, та, что покороче — сантиметров пятнадцать-двадцать. Зажав в руке короткий отросток, Оскал-оол несколько раз довольно сильно ударила спицей по правому плечу Абрамова. Ни никто из наблюдавших при этом воздействии не вздрогнул интуитивно, как делает даже человек, наблюдающий на экране телевизора крупным планом скальпель, делающий разрез в живой, обильно кровоточащей плоти.

Потом женщина положила спицу на грудь Абрамова, достала из кармана зажигалку, подняла безвольную руку полковника, щелкнула зажигалкой и поднесла язычок пламени под кончики пальцев руки Абрамова. Тот не выдернул руку, даже не вздрогнул, продолжая лежать все так же безвольно и расслабленно.

И вот наступил черед того, что Липницкий впоследствии назвал “Ультра-си”.

Оскал-оол опустила руку Абрамова, взяла спицу и стала медленно водить под нею язычком пламени. Обработав таким образом всю длинную часть спицы, женщина потушила пламя зажигалки, спрятала зажигалку обратно в карман и поставила спицу вертикально над животом Абрамова — на уровне пупка или чуть выше и сантиметров на десять вправо от линии позвоночника. Ритм ее пения изменился, сейчас звуки уже шли словно бы не из женской гортани, а из морского ревуна. Вибрации в комнате были настолько сильными, что присутствующие ощущали их как прикосновение волн плотной среды — гораздо более плотной, чем воздух.

Руки Оскал-оол легли сверху на короткий крюк спицы, надавили на спицу, и… та стала медленно погружаться в тело Абрамова. Ни малейшей капельки крови не выступило на коже вокруг спицы. Толстая стальная игла входила все глубже и глубже. Впоследствии, при тщательнейшем рассматривании видеозаписи, точнее, даже двух записей, можно было увидеть и кончик спицы, прошедший сквозь тело и касающийся топчана. Хотя спица явно не задела жизненно важные органы хоты бы ту же правую почку — нельзя было не отметить очевидного факта: спица все же пронзила тело насквозь. В том месте толщина составляла сантиметров пятнадцать.

9

14 декабря, вторник.

Двое мужчин со следами вчерашней получки, или аванса, или просто удачной “подхалтурки” на лицах, в ватниках с нашивками какого-то строительного треста на рукаве, один в утепленном подшлемнике, другой в донельзя замызганной кроличьей шапке вышли из лифта. Громко переговариваясь — оперировали они, в основном, двумя выражениями: “бля” и “в натуре” — мужики с усталыми лицами подошли к двери квартиры номер двадцать девять.

Тот, что был в подшлемнике, держал в руке небольшой фибровый чемоданчик с обшарпанными боками. У напарника на левом плече висел свернутый в кольцо резиновый шланг.

Мужчина со шлангом выглядел поживее, поразвязнее и даже вроде потрезвее своего коллеги — очень крупного, унылого и сонноватого верзилы.

Посему именно шлангоносец нажал на кнопку звонка квартиры двадцать девять. Палец от кнопки он отнял секунд через десять, только после того, как за дверью прозвучало несколько трелей подряд.

Дверь приоткрылась, в створе показалось мужское лицо — вполне интеллигентное, но с выражением недовольства: что, дескать, за дикари так трезвонят?

— Хозяин, я, конечно, дико извиняюсь, — обдавая интеллигентного мужчину запахом сивухи, лука и еще какой-то трудно идентифицируемой мерзости, сказал человек со шлангом, — но у вас бачок в клозете течет.

— Не может быть, — не очень уверенно возразил мужчина интеллигентного вида.

— Нет, ну, блин, ввашше, — очень живо и энергично возмутился работяга. — Это я сам придумал, да? Оно мне надо, что ли, вашим бачком заниматься? Соседи же жалуются, е-мое. И на нижних течет и по стыку течет, а он, е-мое, “не может быть”! Может быть, у тебя, хозяин, бачка-то нету?

— Есть, — хмуро ответил хозяин.

— Вот он и течет, — сантехник произнес это с явной угрозой в голосе: погоди, дескать, козлина, я сейчас соседей снизу приведу, они тебе башку на фиг вообще отвертят.

— Ладно, посмотрите, — видом и тоном голоса хозяин давал понять, насколько неуважительно относится он к сантехнике.

Он убрал цепочку, и труженики, внося с собой ауру расхристанности, неприкаянности и дискомфорта, вступили в квартиру.

Тот, что повертлявее, сразу направился в туалет. Уверенно распахнув дверь, он нажал на поршень смывного бачка и через несколько секунд победно констатировал:

— Ну конечно, блин! А то: не может быть… Вить, разводной ключ метни мне!

Витя, заполняя собой весь просвет прихожей, нагнулся к чемоданчику, открыл один замочек, запыхтел, забормотал что-то, справился со вторым замочком…

И в следующий момент мужчина интеллигентного вида почувствовал, что его будто бы спеленали — настолько мощно и в то же время мягко, даже нежно охватили его огромные руки от бедер до шеи. А нос и рот ему закрыла мягкая на ощупь, со сладостным запахом маска. И он сполз по мощному, словно утес в ватнике, телу сантехника, поддерживаемый все теми же заботливыми руками.

— Второй должен быть, — шепотом, который принято называть свистящим, сказал огромный сантехник в подшлемнике. Был он небрит. Такая, быстро растущая щетина, украшает лицо мужчины, вошедшего в запой совсем недавно, дня два или три назад. — А ведь я его, мать-перемать, кажись, внизу забыл, — уже очень громко пробасил он.

— Ну, с тобой, блин, до Нового года проколупаешься! — возмутился напарник. — Дуй живо за ключом.

И крупный сантехник дунул, но не за ключом. Скользящим шагом проникнув в комнату, которая могла бы претендовать на право называться гостиной; если бы не тот факт, что дом строился в стране, где гостиные были как-то не приняты или даже не положены, он обнаружил там человека, тоже перемещающегося неслышным шагом, прижавшись к стенке.

Уж очень осторожным был второй обитатель квартиры, а все же и его не миновала участь первого — ив худшем даже варианте: попробовав активно возмутиться вторжением небритого сантехника в гостиную,