За кулисами в Турине (Плохая война – 7) - Алексей Вячеславович Зубков

— Вот же… беда какая, — чуть не чертыхнулся Фредерик, — Как думаете, он жив?

— Все в руках Господних. А Вы-то какими судьбами здесь? Доставили ту часть, что осталась на пароме?

— Увы, — вздохнул Фредерик и добавил, чтобы не позориться, — Положил ее на сохранение у епископа Пьяченцы.

— Главное, не потеряли.

Тодт не знал, за кого в текущей войне Пьяченца и кто там епископ. Но «положил на сохранение» это определенно не «утратил военно-морским способом». Не поражение, но и не победа. Армии иногда важно получить деньги не слишком поздно, пока есть еще кому получать.

— Джованни и Бруно нас предали? — спросил Тодт.

— Предали еще в Генуе. Я попал в засаду, и меня выручил добрый сэр Энтони Маккинли…

Здесь пришлось пояснить, каким образом тот самый Маккинли, который в Борго-Форнари отбил четверть обоза, оказался на берегу По напротив Парпанезе, да еще и на стороне Фредерика.

— Если уж кто рыцарь, то он рыцарь, — сказал Тодт, имея в виду, что золотые шпоры по праву даются людям высоких моральных качеств.

— Я оставил его у доктора, — продолжил Фредерик, — Доктор сказал, что серьезных ран нет, поэтому я подумал, что добрый сэр Энтони мог бы успеть в Турин к Рождеству. А если он не успеет, то я расскажу дяде Максимилиану, чтобы тот не обвинял его по незнанию в трусости.

— Значит, пойдете на турнир и будете там смотреть во все глаза?

— Конечно. Что мне еще остается?

— Кстати, тут в аббатстве готовятся к мистерии наши знакомые из Генуи. Ваш шурин Пьетро Ладри и ученик алхимика Симон. Только Симон живет под именем Магистра. А Магистра убили в Тортоне.

— Да, я с ними только что говорил.

Здесь Фредерик сделал большую ошибку. Он не удивился. Тодт не обратил внимание, а тихо сидевший рядом Мятый обратил.

Фредерик попрощался и уехал, пока совсем не стемнело. Устин отправился спать. Тодт и Мятый потащили холст под крышу. Вдруг ночью будет дождь.

3. Глава. 25 декабря. Мятый и отец Жерар

Симон и так бы не проигнорировал Тодта и Мятого и нашел бы время поговорить. Но Тодт весь день был занят. Зато первым решил поговорить Мятый. Он подошел сразу после обеда, пока Симон и Пьетро еще не вернулись к работе.

— Почему ты в Турине? — спросил Мятый, — И почему ты Иеремия? Ты же на самом деле Симон.

— Мы с Магистром сбежали из Генуи, пока не поздно, — ответил Симон, — В Тортоне Магистра убили по ложному обвинению в колдовстве.

— Он что, не колдовал?

— Тебе ли не знать. Он, конечно, колдовал, но официально его ни в чем не обвиняли. Магистр дружил с епископом, проверял монеты для менял и много чего делал полезного для уважаемых людей. Поэтому его не трогали.

Симон не хотел рассказывать Мятому слишком много, но Мятый мог обвинить его в присвоении личности Магистра со всеми вытекающими последствиями до тюрьмы включительно с последующим запросом в Тортону. Если бы Симона бросили за решетку, Фредерик явился бы за своим свинцовым золотом и, вполне возможно, устроил бы в аббатстве такую же резню, как обычно бывает, когда человек меча поссорился с мирным населением. Как было в Генуе в начале декабря, когда покойный Феникс зарезал семерых простолюдинов во дворе у церкви Сан-Донато.

Пришлось сочинять на ходу правдоподобную версию, выкидывая из реальных событий лишние подробности.

— Магистр взял все свои сбережения и много ценных вещей. На выезде нас обыскала стража. А в Тортоне нас догнал Фабио Моралья с фальшивым указом епископа Генуи.

— Указом? Разве епископ не буллы издает?

— Не знаю. Никогда не сталкивался. Главное, что пергамент такой солидный, печать на веревочке и сам Фабио Моралья со своей репутацией блюстителя закона.

— Перешел на ту сторону силы? — хмыкнул Мятый.

— Я не спрашивал. Они встали впятером и выстрелили в Магистра разными штуками, которые должны помогать против колдунов. Фабио успел похвастаться, что там была освященная пуля, серебро, пуговица от сутаны и еще что-то.

— Убили?

— Убили. Как-то угадали нужное средство. А потом они все умерли.

— Как?

— Предсмертное проклятие.

— Врешь.

— Не вру.

— Если бы колдуны могли мстить после смерти, их бы не жгли на кострах.

— Во-первых, колдунов жгут, а не вешают и не рубят головы, как раз, чтобы избежать предсмертного проклятия.

— Да? Я думал, для красоты. Символично так, очищающее пламя…

— Во-вторых, колдунов надлежит жечь с Божьей помощью. С благословения священника.

— Бог и так все видит.

— И видит, когда колдуна убивают по беспределу ради ограбления, еще и бросив тень на господнего слугу. Господь не помогает беспредельщикам.

— Вот тут поспорю. Я-то жив-здоров.

— Потому что Тодт забрал тебя из каменоломни по папскому предписанию.

— Хм. Но я же до этого как-то дожил.

— Потому что всевидящий Господь знал, что Тодту понадобятся матросы.

Симон когда-то учился в университете, да и жизнь с Магистром несколько подготовила его в плане риторики и оправдания своих интересов Божьим промыслом.

— Ну вот Тодт свою миссию исполнил, но я-то жив.

— Ты теперь веди себя прилично, греши поменьше, так еще и до старости доживешь.

— Да ну ее к черту эту старость. Как по мне, так жизнь в старости переоценена. Когда ты станешь слаб, что уд перестанет стоять, а руки не смогут отбиться от пары придурков из подворотни, так и жить уже незачем. Брошу Тодта к свиньям морским, тьфу! Что он за священник такой? Я от него ругательство подцепил, а не какую-нибудь присказку про святых.

— Можешь говорить «к свиньям господним», если хочешь присказку и не повторять за Тодтом.

— Идея!

— А насчет старости сильные мира сего с тобой не согласятся.

— Богачи, наверное, вообще возраст не чувствуют. Но я-то здесь при чем?

Вечером Мятый присутствовал при разговоре Фредерика с Тодтом. Слушал внимательно и задал себе несколько вопросов.

Первый. Почему, собственно, Фредерик оказался в аббатстве? Если он был в Пьяченце и оттуда приехал на турнир, чтобы встретить дядю Максимилиана и сэра Маккинли, кого из