За кулисами в Турине (Плохая война – 7) - Алексей Вячеславович Зубков

Следуя за Устином и Книжником, Мятый посмотрел и бой три на три. С удивлением обнаружил, что в Турине появился и Максимилиан фон Нидерклаузиц. Отметил, что Фредерик не подошел поздравить дядю с победой.

Походил между ристалищами еще немного. Устин и Книжник уехали в Турин, а Мятый остался следить за Фредериком. Обнаружил, что на турнире немало генуэзцев, в том числе и фехтмейстер Антонио Кокки, а при нем фрау Марта. Баба, которую везли пассажиркой из Генуи в Марсель. Только там она была брюнетка, а сейчас рыжая.

Решил, что пора и в Турине отметиться, украл мула и ускакал.

На площади уже стояли сцена, Вавилонская башня, качели и трибуна. Работа кипит везде. Два десятка стражников отгоняют зевак.

Устин уже тут. Репетирует, как он поражает копьем с седла аббатского повара. Повар немного пьян. Только этим можно объяснить, что он падает на колени, а не убегает, когда на него несется всадник с копьем.

Книжник стоит за конторкой на сцене.

— Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit. Слышно меня?

— Немного громче и медленнее! — отвечает Тодт с дальнего края господской трибуны.

— Sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua. Так лучше?

— Так хорошо.

Если уж Тодту слышно, то всем остальным тем более будет слышно. Кстати, он что, получается, сам не занят? Прекрасно, значит и послушника не займет.

Рядом на сцене Трибуле и Колетт с пачкой листов.

— Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть, — продекламировала Колетт.

— Мы не замерзнем тут в костюмах Адама и Евы? — поежился Трибуле, — Прохладненько.

— Я не замерзну, — ответила Колетт, — Тебе какого-нибудь зелья сварить?

— Сейчас спросим. Эй, Змий!

На краю сцены сидел повар, который завтра должен будет играть Змия.

— Что угодно мадам?

— Ты, кажется, повар. У тебя найдется средство от холода?

— Московский сбитень на вине, — ответил повар, — Похоже на глинтвейн.

— Я знаю, что такое глинтвейн. Он очень быстро остынет, а если держать его на подогреве, то вино выветрится.

— Если угодно мадам, я попрошу у алхимика.

Симон как раз копался под сценой.

Бабах! — из-под помоста вырвалась струя дыма. Все закашлялись.

— Что ты делаешь? — крикнул аббат, который только что подошел, — Хочешь мне короля отравить?

— До трибуны дым не долетит, — возразил Симон.

— Ну-ка давай, что у тебя еще за сюрпризы?

— Гром, молнии и огненный град.

— Не вздумай палить здесь.

— А где?

Аббат оглянулся.

— Вон, на стене. Эй, брат Жан!

— Слушаю!

Брат Жан руководил мужиками, которые таскали воду в фонтан Страстей Египетских.

— Налейте еще несколько бочек. Наверняка что-нибудь загорится.

— Нальем.

К аббату подбежал тощий мелкий мужик с флейтой, а за ним свора собак.

— Ваше преподобие! Почему нам так мало участия? Мы же готовились!

— Потом, сын мой, все потом. Еще День избиения младенцев. Еще День Дурака. Все успеется.

Мужик поставил флейту на уровне колена, и собаки одна за другой перепрыгнули через нее. Потом повыше, и снова все перепрыгнули. Потом на уровне пояса, и прыгнули только две собаки, но обе красиво.

— Мы и танцевать умеем.

Мужик заиграл бранль, и собаки пошли по кругу. Где положено, они останавливались, поворачивались мордами в центр круга и вставали на задние лапы.

Бабах! Собаки с визгом разбежались.

— Это еще что? — гневно обернулся аббат.

— Египетская жаба, — ответил Симон, — Виноват, не предупредил.

— Смотри у меня.

Пьер Песий Доктор снова собрал своих собак, но теперь на аббата набежали черти. Четверо чертей, одетых в черное, в маски с рогами и вооруженных кухонной утварью. Половник, скалка, ухват, щипцы.

— Да дьяволы как дьяволы, — отмахнулся аббат, — Вот на сцене шут, к нему идите.

Дьвволы посмотрели на сцену. Трибуле и Колетт все еще не закончили.

— В прошлый раз у нас в Шамбери такая дьяблерия была, закачаетесь, — сказал один из ряженых.

— Какая? — спросил другой.

Мятый подошел поближе. Что там за дьяблерия?

— Город ставил «Мистерию страстей господних», в состав которой входит «большая дьяблерия». Все есть, не хватает только одеяния для Бога-Отца. Пошли к ризничему в аббатство. Ризничий, жадина такая, говорит, хрен вам в мирские рыла, а не священные одеяния для шутовства.

Знакомая история. Мятый слышал ее в тюрьме. Сейчас веселье начнется.

— Мэтр наш пришел грустный такой и говорит дьяволам, — продолжал рассказчик, — Ставлю бочонок вина, если проучите ризничего. Ну мы такие собрались, подкараулили ризничего, а он на лошади ехал, и выскочили такие, дьяволы дьяволами. Ударили в медный таз, бросили в лошадь горящей смолой.

— И кобыла понесла? — предположил Мятый.

— Понесла. Галопом. Рванула как пуля. Как черт от ладана.

— Как ладан от черта! — пошутил другой дьявол, и все засмеялись.

— И сбросила ризничего? — продолжил Мятый.

— Он же не рыцарь. Ясно дело, сбросила. Только нога застряла в стремени.

— И оторвала монаху руки-ноги-голову, до монастыря одна нога доехала.

— Не умеешь рассказывать, так не лезь! Прикиньте, из голоевшки мозги вылетели, прямо как свиные. Одна рука тут, другая там…

— Эта байка старше меня, — сказал Мятый, — Тебя там не было и быть не могло. И Шамбери не при чем. Там был Виллон из Сен-Максана, это я помню.

— Что ты умничаешь, придурок? — начал рассказчик и замахнулся скалкой.

Мятый врезал ему кулаком в бок под ребра. Трое прочих дьяволов предсказуемо вступились за товарища. Двое схватили Мятого за рукава, а третий замахнулся половником.

Мятый с силой наступил на ногу левому, уклонился от удара и принял половник вскользь по плечу. Присел, скользнул правой рукой внутри широкого рукава и ухватил правого дьявола под гульфик. Тот взвизгнул и ослабил хватку.

Левой рукой Мятый перехватил запястье дьявола с половником, который снова бил сверху вниз. Правой ударил под дых и левой согнувшегося в висок.

Тяжелая скалка прилетела в лоб. Мятый плюхнулся задницей в лужу. Тут же оттолкнулся руками, зацепил скалочника