Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова
Тьфу ты, черт! Так задумался, что не услышал, как подошла Айнур.
Он снова бросил взгляд на фотографию.
– Вы как-то упомянули, что это было ваше любимое место…
– Так и есть, – сказал Гройс. – Но мне было всего семьдесят с небольшим, я был молод и наивен. Убеждал всех подряд, что старости не существует. Какие-то два-три года – и я здорово поумнел, а следовательно, иначе взглянул на привычные вещи. Когда к любой перемене погоды у тебя ноют колени, ты перебираешься поближе не к морю, а к хорошему медицинскому центру. Такова унылая проза жизни.
Он ожидал услышать слова сочувствия, неизбежно пошлые в подобных ситуациях.
– Салат готов, – сказала Айнур. – Накрывать?
Пообедав, Гройс некоторое время сидел, глядя в окно. За долгую жизнь он убедился, что двух вещей нельзя делать после приема пищи: спать и заниматься делами. А его ожидали именно дела… Но бог ты мой, какая восхитительная дура эта Анастасия Геннадьевна, дура механистичная, несмотря на ежедневную бурную имитацию осмысленной жизнедеятельности… Главное, ни на мгновение не усомнилась, что нужно бросить ягненка на заклание, не задала ни единого вопроса о судьбе бедной девочки. Возможно, в уме ее сложилась картина, что новая горничная возьмет на себя негативную энергию, а затем старый энергопрактик счистит с нее эту дрянь где-нибудь в глухом углу, как скорлупу с яйца. Но вряд ли. Скорее всего, она об этом и не задумалась.
Надо ввести третий пункт: не думать после еды о неприятных людях.
Он закрыл глаза и стал вспоминать, как шумел прибой под окнами «Чайки».
Полчаса спустя Гройс поднялся из кресла отдохнувшим. Взяв телефон, он отыскал в записной книжке номер и некоторое время кряхтел и вздыхал. Звонить этому человеку и становиться его должником чертовски не хотелось. Но выхода он не видел.
– Игорь, здравствуй, – сказал Гройс. – Пять минут отниму твоего бесценного времени?.. Вопрос вот в чем…
Он изложил свое дело. Выслушал, что всё будет исполнено, распрощался в самых вежливых выражениях и стал ждать.
Его знакомец прорезался два часа спустя.
– Отправил вам пакет, Михаил Степанович. Если будут вопросы, звоните.
Гройс открыл полученный файл, надел очки и придвинул лист бумаги.
На его громкий возглас из кухни прибежала Айнур.
– Ничего, ничего, – пробормотал старик, потирая лоб. – Всё в порядке. – Он снова уткнулся в файл и повел пальцем по монитору. – Трое! Это что ж у них такое началось, чистка рядов, что ли?
И журналисты такое пропустили? Нет, секундочку: он же читал об убийстве Игнатова, даже перекинулся с Айнур двумя словами, но тут же забыл об этом…
Он закурил папиросу, посидел, размышляя, затем выписал имена и снова позвонил.
– Игорь, – теперь его тон был сухим, не просительным, – мне нужны адреса. Домашние, рабочие, любые – какие найдешь. Фамилии я тебе уже отправил.
На этот раз ждать пришлось недолго. Блямкнуло уведомление, и Гройс открыл новое письмо.
Ближе всех жила Ольга Воденникова, таролог. Гройс потратил на сборы немало времени, истребляя в себе остатки пижонства. Старый дурак… Шляпы, лакированные ботинки, тростей четыре штуки – правда, все четыре непростые, с разными хитрыми секретами… А сорочки тонкие, а жилетки из шерсти викуньи? Тело привыкает к дорогой одежде. Но дело не только в манере держаться. Бородку ухоженную – куда денешь? То-то и оно.
– Умище-то не спрячешь, – сказал себе Гройс.
Это, положим, чушь. Умище как раз отлично прячется. Вот глупость – ту скрыть невозможно: она пузырится, искрится, сияет и лопается, как бабл-гам. Глупость не утихает. Заткнуть ее невозможно. Глупость вездесуща. На планете есть области, где не существует никакой жизни. Но если хорошенько покопаться, глупость найдется и там.
– Бабл-гам, – вслух повторил Гройс.
Кажется, так уже никто не говорит. Он даже не был уверен, что еще существуют жвачки, из которых можно выдувать пузыри.
Чем же, интересно, нынешние школьники занимаются на уроках?
– Айнур, я ушел по делам, – сказал Гройс, заглянув на кухню. – Меня больше нет.
Вопреки собственным словам, старик провел в квартире еще двадцать минут. Дважды за это время он натыкался на Айнур. Та не сказала ему ни слова.
Потому что Михаила Степановича Гройса больше не было.
Полчаса спустя из квартиры на пятом этаже вышел старичок лет восьмидесяти. Одет был старичок с претензией на сельский шик. Поношенный тесный пиджачок, брюки с замявшимися стрелками. Волосы у старичка были зачесаны на одну сторону, едва прикрывая лысину, – так при сильном ветре прибрежная осока низко ложится на воду. На ногах – разношенные штиблеты, из которых выползали серенькие носки и сразу бессильно обвисали, собравшись в складки. Портфель же, который старичок нес на длинном ремне через плечо, был как раз новый, явно использовавшийся только для очень важных дел.
Выйдя из подъезда, старичок вдохнул полной грудью и восхищенно проговорил:
– Эх, столица!
Спустившись в метро, старичок подобрался, прижал к себе портфель. Разглядывал в негодующем изумлении голоногих девок и парней в облегающих, как у балерунов, штанишках. Но выйдя на поверхность, он вновь расслабился. Пошнырял взглядом по домам, спросил у троих прохожих дорогу и вскоре уже топтался перед закрытой железной дверью подъезда.
С домофоном, однако, у старичка не возникло никаких затруднений. Каким-то образом он просочился внутрь, поднялся пешком на второй этаж и озадаченно подергал дверь квартиры номер семьдесят восемь. Вытянул губы трубочкой – и стал звонить соседям.
На звонок вышла злая женщина с широким испитым лицом. Волосы ее были забраны в два хвостика по бокам, как у школьницы.
– Я извиняюсь, – вежливо сказал старичок. – К Оле приехал в гости, племянница моя по линии супруги, а тут такое…
Он указал на дверь, заклеенную бумажкой с печатями.
Подозрительное выражение на лице женщины сменилось сочувственным.
– Господи! Не знаю, как и сказать-то… Умерла ваша Оля.
– Как – умерла?!
Старик схватился за сердце и прислонился к стене, закрыв глаза.
Обошлось без скорой. На кухне у соседки, назвавшейся Еленой, «дядюшка» пришел в себя и попросил подробностей. Но прежде сам выдал тщательно отмеренную порцию: он из Подмосковья… С Ольгой говорили месяц назад… Предупредил, что заедет в гости, когда будет в Москве по делам переоформления пенсии.
– Я до нее со вчерашнего дня дозвониться не мог. Ну, решил, может, загуляла, дело такое… Наведаюсь, думаю, сразу в гости, авось не погонит…
Гройс нес чепуху, не выходя из роли: растерянный пенсионер, с племянницей жены видится по праздникам, но в голове не умещается, что был человек – и вдруг нету.
– Как же нас-то никто не предупредил… – растерянно повторял он.
Лена приняла это на свой счет.
