Дом молчания - Донато Карризи
Господи, о чем он?..
– Ты никогда не думал, что реальность обманчива? – почти плаксиво продолжил старый мастер. – Что мир у нас перед глазами – всего лишь фасад, а законы, по которым он существует, созданы нарочно, чтобы сбить нас с толку? Как в истории с кроликами и морковкой. Самые стойкие верования далеко не всегда соответствуют истине. И вот мы убиваем бедных зверюшек, не сомневаясь, что делаем им добро.
– Не понимаю…
– Нечего тут понимать. За прекраснейшим закатом может скрываться самая неприглядная правда. – Заккария неожиданно наклонился к Пьетро и схватил его за руку, вперив ему в лицо бесноватый взгляд. – Если заглянешь в Уффици, узнаешь, где искать розовое, как сахарная вата, небо.
8
Последние слова синьора З. раздражали нарочитой загадочностью: если заглянешь в Уффици, поймешь, где искать розовое небо… Пьетро попытался уточнить, но старик буквально вытолкал его взашей, заявив, что ему пора заняться часами. Почему Заккария Ашер не пожелал выразиться яснее? Возможно, хотел, чтобы Пьетро сам нашел ответ. Или же наш синьор З. окончательно спятил и просто-напросто бредил.
За прекраснейшим закатом может скрываться самая неприглядная правда.
Чувствуя, что иного выхода нет, Джербер скрепя сердце отправился в Уффици. Обошел всю галерею, старательно разглядывая полотна в поисках розового небосвода, но ничего подобного не нашел. Уже ближе к вечеру, обозленный и обескураженный, он брел по Коридору Вазари к Понте-Веккьо, устало наблюдал, как меркнет солнечный свет, стекая по крышам Флоренции. И тут его осенило.
Пьетро со всех ног бросился домой. По счастью, старый внедорожник «дефендер», доставшийся ему от отца, был на ходу. Он торопливо завел мотор и выехал за город, то и дело поглядывая на небо через ветровое стекло. Похоже, он догадался, какую «неприглядную правду» могут скрывать прекраснейшие закаты. Возможно, дело в диоксиде азота.
Год от года флорентийские закаты становились все великолепнее. Если сравнить нынешнее небо с тем, что изображено на старых картинах, разница очевидна. Прежде краски были более блеклыми, если не сказать тусклыми. За фотографиями, сделанными туристами с балконов и бельведеров Флоренции, кроется печальный секрет этой красоты: люди, сами того не зная, любуются последствиями загрязнения.
Сумерки в промышленную эпоху фатально прекрасны.
Диоксид азота при контакте с кислородом окрашивается красным. Особенно высокие концентрации этого газа, прозванного убийцей воздуха, наблюдаются вблизи химзаводов. Джербер отметил на карте три ближайших. Все они, разумеется, находились на окраине города. Один больше не работал, второй стоял вдали от жилых кварталов. Пьетро возлагал надежды на третий, тот, что был рядом с гетто.
Дым, валивший из его единственной трубы, имел неопределенно-розоватый оттенок, однако цвет становился ярче на закате. Совсем скоро косые лучи, скользнув по нижним слоям атмосферы, пронзят ядовитый аэрозоль, чем вызовут потрясающее в своей ненатуральности зрелище: киноварный зимний закат. Прекрасный и губительный. По небу плыли небольшие облачка дыма, похожие на сахарную вату.
Зачем он сюда приехал, что ищет? Джербер сам не знал. А может быть, и знал, но очень не хотел себе в этом признаваться. Нет, Заккария Ашер определенно заморочил ему голову своим бредом. Пора было разворачиваться и ехать домой. И тут он увидел высокий желтый дом. Все сомнения как рукой сняло.
Среди остальных, куда более низких домов, он торчал, будто восклицательный знак, и точно соответствовал описанию Матиаса. Джербер припарковался у пешеходной аллеи, ведшей к подножию этого чудища, созданного больной фантазией какого-то современного урбаниста, полагавшего, будто он способен предвидеть будущее. Он обманулся. Дом выглядел запущенным и печальным.
Пьетро прошелся вдоль портика, под которым размещались какие-то магазинчики. В отличие от сна Матиаса, людей тут хватало. Рядом с залом игровых автоматов, хотя он больше смахивал на притон, стояла клетка с разъяренным ротвейлером, облаивающим прохожих.
Лает собака, не знаю где.
Из караоке-бара неподалеку доносилась музыка.
Еще играет музыка, я знаю эту песню. Только музыка, никто не поет.
И верно, никто пока не пел. Особенно доктора выбила из колеи вывеска закусочной. На ней была нарисована огромная свинья в поварском колпаке, изо рта которой, как в комиксах, вылетало облачко с надписью: «Ты не голоден?»
Пришла огромная свинья. Она улыбается мне и спрашивает, не голоден ли я.
Пока все пугающе точно соответствовало сну. Пьетро вошел в желтое здание. Лифт не работал. Пытаясь отмахнуться от очередного совпадения, он сказал себе, что плохое обслуживание подъездов – обычное дело для подобных зданий, брошенных, как кость, тем, кто не мог себе позволить жилье получше.
Поднимаясь по лестнице, он слышал голоса и шум. Надрывный плач младенца, семейная ссора, орущий телевизор, радио, включенное на полную громкость. А еще – запахи. Острой еды, канализации, плесени, застарелого сигаретного дыма и бог знает чего еще.
Запыхавшийся, с колотящимся сердцем, он добрался до последнего этажа и увидел перед собой проход с рядом одинаковых дверей, скупо освещенный несколькими неоновыми лампами. Пьетро уже не сомневался, что дверь в конце коридора заперта. Он повторил путь, проделанный Матиасом и Молчаливой Дамой во сне.
Что же это такое? Неужели Матиас побывал здесь? Но как девятилетний ребенок мог попасть в этот дом, столь далекий от привычной ему среды? Удрал из-под родительского надзора? Зачем? Джербер должен был узнать, кто или что скрывается за этой дверью.
Отступать он не собирался, поэтому решительно нажал на кнопку звонка. Тот не зазвонил. Попробовал еще раз. Нет, звонок не работал. Пьетро постучал. Никто не отозвался. И что теперь делать? Дожидаться хозяина, оставить записку или заехать в другой раз? Тут его взгляд упал на дверную ручку, покрытую слоем пыли. В квартире давно никто не жил. Можно было расспросить соседей, хотя вряд ли аборигены стали бы откровенничать с чужаком. Пьетро уже развернулся и собрался уходить, но тут из-за двери послышался звук. Свистящий шепот. Очень короткий, однако его вполне хватило, чтобы сердце у Пьетро ушло в пятки. Словно при встрече с привидением.
Как ни странно, он был уверен, что ему не почудилось. Собрав волю в кулак, Пьетро вновь постучал. Ничего. Ни звука. Джербер приложил ухо к двери. Там стояла мертвая тишина. Разочарованный, он отошел на шаг и вновь задался вопросом: зачем он здесь? Довольно опасное любопытство, между прочим.
Тут ему вспомнилось, что мальчик упомянул еще кое о чем. Подняв глаза, Пьетро увидел над дверью серую пластмассовую коробочку, к которой сходились провода. Некоторое время он ее разглядывал, соображая, не была ли эта проклятая