Солнечный ожог - Сабин Дюран

Он отвесил небольшой поклон:

– Да, конечно.

Немного повозившись за стойкой, он взял все, что нужно, поднял откидную столешницу и вышел. Он был субтильного телосложения, очень худой, и на нем была отглаженная белая рубашка с вытачками по бокам. Он подождал, пока я пройду через пожарную дверь на лестницу, и следом за мной поднялся на второй этаж. Там коридор уходил в обе стороны от лестницы. Опять запаниковав, я наклонилась, чтобы почесать свою босую ступню.

– Простите, – сказала я, – похоже, я вам тут навела беспорядок. Сейчас найду салфетки и приберу за собой.

Теперь, когда он оказался впереди меня, я знала, куда идти. Он свернул вправо от лестницы, остановившись у третьей двери. Засунул карточку в прорезь, повернул ручку и отступил на шаг назад. Сказал с небольшим поклоном:

– Вы уверены, что вам не нужно помочь с багажом?

– Спасибо, не нужно, я справлюсь.

Я прошла мимо него и закрыла за собой дверь.

Глава шестая

Постель была заправлена, покрывало туго натянуто. На полу стоял открытый чемодан, из которого вываливалась одежда. На комоде лежала гигиеническая наклейка от нового купальника.

У меня подкосились ноги, и я опустилась на пол, привалившись к стене спиной и смяв рюкзак. Я слышала шум, какое-то поскуливание, и поняла, что оно исходит от меня. Я зажала рот рукой, чтобы его заглушить.

Я не могла дышать: кто-то обвязал мою грудь веревками, и я могла делать лишь поверхностные вдохи. Мне хотелось зарыдать во весь голос, но в легких не было места. Почувствовав, что хочу в туалет, я выпуталась из рюкзака и доковыляла до ванной. Мне не удалось выдавить из себя ни капли, хотя я ощущала рези и давление в мочевом пузыре. Я сидела с закрытыми глазами, свесив голову между ног.

Что произошло? На мгновение мой мозг отключился, онемел, показывая мне лишь пустоту. Потом появились изображения: белые бугры костяшек пальцев Шона, когда он вцепился в полотенце; обмякшее тело Лулу. Меня опять начало рвать, тело сотрясалось от спазмов, но из меня ничего не выходило.

Я подошла к раковине и стала пить из-под крана. Вода текла по моей шее. Мое лицо в зеркале было серым, зрачки расширены. Краше в гроб кладут. Вот только я не умерла. Это Лулу умерла. Какая чушь. Она не могла. Это ошибка. Шутка. Я грубо стерла пальцами подводку с глаз, потом вымыла руки, все намыливая и намыливая их, пока мыло не выскользнуло из моих пальцев. Пошатываясь, я вернулась в комнату. Здесь были все ее вещи. Ее одежда. Из розетки торчала зарядка для телефона. На прикроватном столике валялась кисточка от туши, без тюбика. Не может быть, что все эти вещи здесь, а ее нет.

У меня в заднем кармане что-то завибрировало. Я сунула туда руку, и в моей ладони оказался чужеродный предмет – ее телефон. На экране висели сообщения, словно ничего не случилось. От Тодда – он спрашивал название ее отеля – и уведомление о сбое отправки. Ее сообщение, в котором она отказывалась от работы поваром, не прошло. На острове, где она его писала, не было связи. Но теперь интернет появился. Ей придется отправить его повторно. Экран мигнул: «Низкий заряд батареи», и я подняла свисающий из розетки шнур и воткнула его в телефон. Она всегда висела на телефоне – я подумала, что ей понадобится полностью заряженная батарея, когда она вернется.

Я закрыла кран в ванной, но до меня все доносилось: «кап, кап, кап».

Я начала собирать вещи, складывая все в чемодан: платья и шорты, купальники, саронги, нижнее белье, кашемировые шали. Топик и белые брюки – ее вчерашний наряд – лежали, вывернутые наизнанку, вместе с трусами. Обувь – туфли на шпильках, шлепанцы, одна пара кроссовок. Я забрала с раковины ее зубную щетку, тюбик пасты, лосьон для искусственного загара. В прикроватном столике я нашла беруши, айпад, шелковую маску для сна и ее паспорт.

Я работала быстро и без остановки. Меня обуяло непреодолимое желание забрать отсюда все ее пожитки и аккуратно сложить их в одно место. В голове у меня было пусто. Я просто делала свое дело. Когда все вещи были собраны, я присела на краешек кровати и осмотрелась. Не считая чемодана, стоящего на полу посреди комнаты, вокруг ничего не было. Словно Лулу никогда здесь не было. На долю секунды мое дыхание пришло в норму. Я ощутила спокойствие, как будто сделала это для нее. Потом, постепенно нарастая, как безмолвный вой, меня захлестнуло осознание всего ужаса ситуации.

Да у меня просто крыша поехала.

Лулу не нужны ее вещи. Не нужен телефон. Она не переезжает в другой номер.

Она умерла. Это случилось у меня на глазах. Шон сказал, что я в этом замешана. Но это не так. У меня на ногах кровь, но это моя кровь. Не ее.

Он ее убил.

Я повалилась вбок, на кровать, и ударилась головой о стену. Мне нужно было забыться. Но от собственных мыслей не сбежишь. Я хотела кричать – открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука.

И тут я увидела, как металл ударяется о дерево, как он вытягивает канат – якорь поднят; как нечеткие очертания ее белого тела исчезают под водой. Эти кадры мелькали у меня в голове. Я была там.

Он ее убил. И сделал это с наслаждением. Ненависть, свернувшаяся клубком у него внутри, не была для меня секретом. Его глаза неизменно загорались от возбуждения, если на горизонте маячил конфликт, – в Марокко и здесь, во Франции, когда он поехал обсуждать вопрос оплаты за «Пикассо» с хозяином бара, Дютруа. Он выходил из себя каждый раз, когда ко мне подкатывал какой-нибудь парень, если это не входило в его планы. Помню белые костяшки его пальцев, когда он хватал этих несчастных за шею. Он говорил мне, что носить, запирал меня в комнате. Помню его руку на моем запястье, когда я сказала ему, что дальше хочу идти одна. Я жила в постоянном страхе. Его склонность к насилию ждала лишь повода, чтобы проявить себя.

Он убил ее и в любую минуту может вернуться.

Я встала, закинула рюкзак на одно плечо, схватила телефон Лулу и взяла чемодан. Толкнув дверь локтем, я вышла в коридор. Впереди раздался какой-то звук, на лестнице послышались шаги. Кто-то сказал: «Attends»[3]. Я замерла. Неужели я