Первый день смерти - Карина Тихонова
– Отвезешь молодежь в гостиницу, и на этом твои обязанности личного водителя закончатся, – сказал Гомер. – Чтобы больше я тебя рядом со Стаковской не видел. А теперь давай возвращайся на дачу. Детишки готовятся к отъезду.
С этими словами Гомер достал из кармана мобильник, набрал номер и начал разговор с неким Орфеем. Назвал адрес загородной гостиницы, велел приехать на встречу и пообещал передать инструкции на месте. После чего бросил мобильник на соседнее сиденье и спросил у парня в наушниках:
– Распечатка готова? Давай сюда.
Взял стопку бумажных листов и погрузился в чтение.
Глава 7
Некоторое время мы молчали. Я чувствовала себя такой несчастной, что не могла ни о чем думать. Наконец взяла себя в руки и спросила:
– Вы завтракали?
– Какое там, – ответил Ванька. Дунька укоризненно толкнула его в бок. Ванька немедленно огрызнулся: – В чем дело? Улька спросила – я ответил!
– Сейчас что-нибудь сообразим, – пообещала я, вставая.
– Подожди, – сказала Маринка. – Я помогу.
Мы отправились на кухню. Я открыла холодильник, подняла крышку большой кастрюли:
– Остались вчерашние голубцы. Греть?
– Грей, – ответила Маринка. – Нам надо поплотней поесть.
– Почему? Гулять пойдем? – не поняла я.
Маринка хмыкнула, глядя в окно.
– Какие уж тут прогулки, – сказала она невесело. – Переезжать надо, Улька. Ты и сама прекрасно понимаешь.
Я вздохнула. Понимаю. Меня снова выжили из собственного дома.
– Ненавижу! – сказала я вслух. Стиснула кулаки и застучала по кухонному столу. – Ненавижу! Ненавижу!..
Маринка поморщилась.
– Прекрати спектакль.
– Она же специально все подстроила!
– И сердечный приступ?
Вопрос поставил меня в тупик.
– Кто поручится, что у нее сердечный приступ? – возразила я, но не очень уверенно: – Заплатила врачам, и все дела!
Маринка бросила на меня короткий испытывающий взгляд, но промолчала.
– Давай, давай! – буркнула я. – Спрашивай, я же вижу, тебя распирает!
– Ты и правда что-то видела? Только без обид! Строго между нами!
– Мне перекреститься? Не надо? Тогда я не знаю, что сделать. Ты же все равно не поверишь.
– Поверю. Но тогда получается...
– Получается, что эта мокрица устроила мне подставу! – договорила я.
– Или это сделал кто-то другой... – Маринка привычно забралась на широкий подоконник: – Давай рассуждать логически, – предложила она, болтая ногами: – Ты говоришь, что этого не делала, и я тебе верю. Ты видела кого-то, кто вошел в родительскую спальню, и делаешь вывод, что это мачеха.
– А кто еще мог войти в чужую спальню посреди ночи?!
Маринка хмуро посмотрела на меня.
– Мало ли... – протянула она неопределенно. – Предположим, твоя мачеха спала и не слышала, как в ее комнату кто-то вошел. Ты заметила, что буквы на стене написаны криво? Человек явно писал в темноте. Если это сделала она сама, то могла бы зажечь свет. Нет?
– Не знаю, – ответила я, подумав секунду. – Она хитрая. Могла все заранее сообразить.
– Допустим, – сказала Маринка. – Допустим, она хитрая и все это хорошо продумала. Тогда объясни мне, почему баллончик валялся под окном ее спальни?
– Потому что она выбросила его из окна!
– Ну да! Чтобы легче было догадаться, кто это сделал? Все предусмотрела, даже писала в темноте, а баллончик выкинуть куда-нибудь в другое место не догадалась!
Я промолчала. Крыть было нечем.
– Тогда кто? – спросила я. – Анна Никитична не могла, Оле незачем, шоферу – тем более... – Я почувствовала дурноту. – Выходит, кто-то из наших? Но зачем...
Я не договорила. Заподозрить друзей казалось мне страшной низостью. Маринка ответила не сразу.
– Хочется надеяться, из дружеских чувств. Мы все знаем, как ты ненавидишь свою мачеху.
– Надеешься? Что ты хочешь сказать?
Маринка отвела взгляд в сторону.
– Мне кажется, с нашей компанией происходит что-то нехорошее, – она соскочила с подоконника и выключила чайник.
Через десять минут мы затащили в гостиную сервировочный столик, заставленный тарелками. Ванька встретил наше появление радостным возгласом, а Маринка предупредила:
– Ешьте как следует. У нас сегодня тяжелый день.
– Не понял, – озадачился Ванька.
Маринка передала ему тарелку с голубцами.
– Поговорим после еды, – предупредила она хмуро.
Я не помню такой невкусной трапезы в нашем доме. Еда превратилась в золу и пепел. Я что-то пережевывала и глотала, но вкуса не ощущала. За все время обеда или завтрака – не знаю, как назвать, – никто не проронил ни слова. Наконец тарелки были убраны, я разлила по чашкам горячий чай.
– Поговорим? – предложила Маринка.
– Нужно уезжать? – тут же спросил Севка..
– Думаю, да. Мы не можем тут оставаться.
У меня защипало глаза.
– Ребят, простите меня, – сказала я ломким от слез голосом. – Устроила вам новогодние праздники...
– Ты ни в чем не виновата, – твердо ответила Дунька. – Мы что, не знали, какие у тебя отношения с мачехой? Прекрасно знали! Приехали, чтобы тебя поддержать, и хорошо сделали! Сидела бы ты сейчас одна в полном дерьме!
Я достала носовой платок.
– Улька, не реви, – попросил Ванька. – Дунька права, твоей вины тут нет. Если твоя мачеха и впрямь отчебучила такой номер, то ее по стене размазать мало.
– Это еще доказать надо, – сказала я злобно. – Она же хитрая! Выбрала роль невинной жертвы!
– Разоблачим, – предложил Ванька.
– Как?
– Снимем отпечатки пальцев с баллончика!
Ванька снова продемонстрировал мне аэрозольную упаковку.
Маринка покрутила пальцем у виска.
– Ты на голову всегда больной или временами? – спросила она грубовато. – Да мы все этот баллончик по очереди лапали! Севка его нашел, ты его сюда принес, мы с Дунькой его осматривали... Дошло?
Ванька виновато шмыгнул носом.
– Не о том разговор, – вклинился Севка. – Маринка права:
