Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

— Палладьев, в Бурепроломном ориентируешься?

— Товарищ майор, вряд ли скелет там.

— Там спиртягу пьют.

— Водку, — уточнил я, поскольку поселок более менее знал.

— Где? — изумил меня вопросом майор.

— Там, о чем говорите, в Бурепроломном.

— Я говорю о Финляндии.

К коленчатому перепаду его логики привыкнуть я не мог. Он соединял несоединяемое, непонятное выражал через неясное. Ну какое нам дело до Финляндии? Поэтому я решил приколоться:

— Товарищ майор, а на Кубе пьют ром.

— Палладьев, на Кубе пьют ром свой, а в Финляндии пьют спирт наш.

— Это вы к чему?

— К контрабанде, лейтенант. Музыканты в своих барабанах и трубах провозят фенициклин. Каким-то способом переправлено через границу восемьдесят пять томов энциклопедии Брокгауза и Эфрона…

Зачем мне эта информация? Для сведения? Я не таможенник. Но для чего-то он мне это говорил: майор безадресной информации не признавал. И, видимо, чтобы подбодрить мою сообразительность, он добавил:

— За рубеж только что попало яйцо… Как правильно, яйцо Фаберже или от Фаберже?

— Яйцо из-под Фаберже, — рискованно подсказал я.

Майор улыбнулся одними губами без помощи лица; вернее, улыбнулся одними зубами. И мне подумалось, что обещанной третьей звездочки мне не видать. Цепляясь за нее, за звездочку, я спросил прямо:

— К чему клоните, товарищ майор?

— Трасса до Финляндии проходит мимо Бурепроломного.

— По этой трассе гонят лес.

— Меж бревен канистры со спиртом и прячут.

— Раскидать.

— Кого?

— Бревна.

— Вот ты и раскидай. В зарубежных магазинах появляются старинные иконы в дорогих окладах, картины, бронза, фарфор…

И вдруг эта непонятная мешанина из спирта, икон, бревен и антикварных магазинов сложилась в единую картинку. Догадка, приятная, как Лолин поцелуй, коснулась меня: начальник хочет послать оперативника в Финляндию. В командировку, меня, именно.

— Я поеду, товарищ майор.

— Куда?

— Куда надо, — вовремя спохватился я.

— В Бурепролом. Оперативники с таможни считают, что контрабанда закладывается где-то на отрезке от Бурепроломного до Отрадного. Поработай там.

— Один?

— Ты сперва ниточку подцепи. В Бурепроломном участковый, Николай Андреич, мужик верный.

24

Что значит «подцепить ниточку»? Сперва подцепи, а потом размотай весь клубок. Да есть ли клубок? Я не сомневался в пустяшности задания уж хотя бы потому, что послали меня одного. Не грабителей банка выследить, не киллера вычислить, не щупальца мафии обрубить… Видите ли, спирт в Финляндию контрабандой возят. У таможенников свои опера есть…

В Бурепролом я прибыл на автобусе. Поселок на глазах превращался в пригород. Если раньше коттеджи стояли вразброс, то теперь их закладывали на целую улицу. Народу стало побольше, иномарки сновали…

Главная улица, если только она главная, обрывалась на взгорке. И тут, слегка отстраненно, как бы подчеркивая свою особенность, стоял домик-пряник или домик-тортик. Веселенький, потому что был обшит сосновыми досками цвета светлого цветочного меда, с ондулиновой крышей цвета меда гречишного. Клен одну из своих плотных веток положил на маленькие стеклянные буквы «Кафе», вторую ветку — на буквы большие «Карат». Внизу, под горой, просматривались трасса и походная шашлычная Мити Взрывпакета.

Выходило, что у меня в этом поселке трое знакомых: Митька, Люба и хозяйка кафе Эмма. Но я пришел к четвертому, пока незнакомому.

Участковый жил здесь же, в Бурепроломном, занимая сельский домик: в одной половине его квартира, в другой — опорный милицейский пункт с милицейским стандартом: стол, стулья, сейф и карта области на стене. С участковым я был знаком, встречались на взрыве у Любы Белокоровиной. Он улыбнулся неуверенно:

— Чайку?

— Сперва о делах.

— Мне майор звонил… Какая нужна конкретика?

Невысокий, худенький и, по-моему, пенсионного возраста. Выгоревший, как брезентовая палатка, простоявшая лето на солнце: и капитанский мундир выгорел, и глаза. Я спохватился, не по-деревенски это, начинать визит с дел.

— Николай Андреич, работать в сельской местности тяжело?

— Служба есть служба.

— Наверное, главным образом, боретесь с пьянством?

— От борьбы с пьянством государство отказалось. Оно борется только с похмельем.

— В каком смысле? — не понял я.

— Реклама учит, какое новое лекарство принять утром с похмелья.

— Правильно, чтобы человек не страдал.

— Учила бы, чтобы не пил.

Я вспомнил, что Николай Андреевич имеет редкое звание «Заслуженный участковый инспектор милиции». Сколько же лет пробыл он на этой хлопотливой должности? И я спросил:

— Всю жизнь в лесу?

— Почему же… Работал в НИИ специальной техники МВД. Разрабатывали прибор для обнаруживания в доме самогона. Улавливал молекулы сивушных масел. Борьба с пьянством кончилась, и тему закрыли. Потом кумекали над прибором, который мгновенно по зрачкам определял, выпил человек или принял наркотик. Эта тема тоже накрылась, поскольку теперь употребление наркотиков ненаказуемо.

И капитан улыбнулся, как бы извиняясь за такую жизненную нескладуху. Он не только выгорел от солнца, но и усох от ветров — кожа на лице и руках буроватая, как шляпка гриба-боровика. Я знал, что в его участок кроме Бурепролома входит еще деревень и поселков штук пятнадцать. Андреич вздохнул и признался сокрушенно:

— По вашей тематике информации не имею.

— Может быть, что-нибудь подозрительное…

— Есть. Не столько подозрительное, сколько дьявольское.

— Байка? — улыбнулся я.

— Пришла ко мне Тамара Никитична, одинокая женщина. И просит стрельнуть в потолок. Страшно ей, потому что на чердаке поселилась эта… хулиганствующая сущность.

— Бомж?

— Нет. Которая стучит, шуршит и крякает.

— Полтергейст, что ли?

— Оно.

Участковый говорил с легкой осторожной усмешкой, словно не верил самому себе. Я-то верил, потому что о полтергейсте, шумном духе, начитался. В городе, в старых домах, его полно. Но к чему он это рассказывает? Спросил я нетерпеливо:

— В потолок стреляли?

— Взял «Макарова» и на чердак поднялся. Точно, дух живет. Остатки колбасы, окурки… Фишка в том, что ее муж по фамилии Литрук сидит в колонии общего режима. Связался я с ГУВД. Так и есть: Литрук сбежал. Выходит, что тайно поселился у супруги на чердаке.

Видимо, участковый полагал, что если опер из уголовного розыска, то его интересует весь поселковый криминал. Вопросы у меня были, так сказать, сопутствующие: как поживает Любовь Белокоровина, что поделывает Митька Брыкалов и нужно ли в поселке кафе под названием «Карат»? Но у меня было задание, конкретное и узкое, как световой луч. Я не удержался от доли раздражения:

— Николай Андреич, какой-нибудь намек на контрабанду…

— Про полтергейст дослушать не хотите?

— А разве не все рассказали?

Участковый не ответил, но в его глазах, которые не так уж и выцвели, кое-что отразилось. Например, что я молод, нетерпелив, самонадеян. Пришлось сказать с ноткой извинения:

— Слушаю про полтергейст, Николай Андреевич…

— Розыск беглецов начинают