Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

— Люба, я жду.

— Только начну издалека, а то не поймешь.

— Начинай хоть с Камчатки.

— Еще дальше, с Америки. Знаешь актрису Вайнонду Райдер?

— Не слежу.

— Она из бутика украла модную одежду, хотя ни в чем не нуждалась. Гонорары у голливудских миллионные. Краденую одежду продала, а деньги перечислила на благотворительность.

— Зачем же воровать? Дала бы из своих жирных гонораров.

— Ну и кто бы ее знал? А теперь знает вся Америка.

— Добиваться славы таким дешевым путем…

— Дешевым? Налоги у них миллионные не заплатил — и вся страна в курсе.

Меня перестало точить любопытство, потому что эта девица опять утянет в разговорные пучины на полдня. Черт с ним, с мотивом преступления. Бросила гранату и бросила. Пусть следователь разбирается. Но Люба заговорила с напором:

— Сфотографировалась голая для журнала — о ней все заговорили…

— Смотря что говорят.

— Политик в бордель попал — рейтинг вырос…

— Временно.

— Об актрисе Кидман стали сильно базарить, когда она разошлась с Томом Крузом…

— Она и до развода была известна.

— А Элизабет Тейлор? Не будь она семь раз замужем, популярности бы поубавилось…

— Ну, она талант.

— А у нас певица есть громкопищащая. Муж так бил, что милиция приезжала, — теперь на ее концерт не попасть. Или молодой прозаик: пил да сопливые повести шкрябал… А сейчас о нем пресса не умолкает. Нет, не о повестях, — он пить бросил, мол, подвиг.

Ее слова мне были близки, потому что интервью с нашими артистами раздражали. Играют роли — за душу берут: умны, обаятельны и талантливы. А как заговорят, то ничего, кроме как про браки да разводы, не услышишь. Любино ворчание я понимал, но к чему? Она добавила:

— Голливудские актеры известны всему миру только потому, что беспрерывно друг на друге женятся.

— Люба, зачем мне это говоришь?

— Не догадался?

— Нет.

— Приду я в издательство… Кто такая? Белокоровина. Откуда? Из поселка Бурепролом. Не знаем. A-а, у тебя много стихов и все про петухов?

— Не понял, — признался я.

— Есть у меня дружок — опер-лопушок. Прикинь другую ситуацию. Вхожу в издательство… О, да это та, которую показывали по телеку. Которая взорвала свою избу и украла бриллиант в ювелирном. Входите, садитесь, мы вас знаем.

Я молчал деревянно. Оглушило непонятное чувство, не имеющее названия, — смесь раздражения и жалости. Раздражения: не психопатка ли она — взрывать и воровать ради сомнительной известности. Но мысль о психопатии отбросил, потому что в том же Голливуде здравые артисты ради внимания публики пускаются во все тяжкие. Для имиджа VIP-персонам нужны скандалы, как пьянице опохмелка. Говорят, что есть специальные люди, которые эти скандалы выдумывают и продают. Что там персоны… В уголовном мире разве не так? Сын известного убийцы Чикатило похвалялся и пугал людей своим свидетельством о рождении, где в графе «отец» значилось — Чикатило Андрей Романович.

Насколько же она наивна, если думает, что скандалы помогут напечататься?

Наша усталая пауза тянулась. Я глянул на заоконный клен: от пасмурного света его желтые листья почернели. Видимо, Люба тоже посмотрела на дерево.

— Знаешь, почему человек любит осень?

— Я не люблю.

— Потому что человек собрал урожай и ему покойно.

— Большинство людей к урожаю не имеет никакого отношения.

— Это уже в крови, от веков. А знаешь, почему весной человек волнуется?

— От цветочков, от любви.

— Нет, сеять пора.

Эти поселковые взгляды лишний раз подтвердили ее наивность. Впрочем, теперь все неважно — оперативная работа завершена. Я собрал бумаги, начальник уголовного розыска завизировал, майору доложу после… Оставалось подняться на второй этаж, где был следственный отдел.

— Пойдем, Люба.

— Куда?

— Передам тебя следователю.

Шли мы вяло: я спотыкался, она ногами загребала… На полпути нас догнал Севка, догадавшись, что пирожки уже ни к чему. К чему: я забрал полиэтиленовый мешок, похоже, с десятком пирожков и у двери в следственный отдел протянул Любе:

— Возьми.

— Зачем?

— На всякий случай.

Она не брала. Здесь, у двери в следственный отдел, вышла последняя минута, когда мы оставались наедине. Не брала Люба пирожки… Лишь глянула уже раз замеченным мною взглядом — взглядом, достававшим до совести. И пирожки взяла.

— Игорь, нам ругаться нельзя.

— Почему же?

— Ради семейной жизни.

— Какой семейной жизни?

— Ты же на мне обещал жениться.

Она не улыбалась.

22

Майор меня премировал. Не денежно, не часами и не именным оружием, а оставшейся половиной дня — велел отоспаться. Я вошел в квартиру и почувствовал неладное, а может быть, ладное: уже в передней мой нос редкопьющего человека уловил коньячные молекулы. В моей квартире распивали.

Я вошел в комнату. Там и верно — пили коньяк две женщины: Лола с незнакомкой. Поскольку я забыл, когда ел нормально, то меня привлекла не гостья и даже не бутылки, а обильный стол с ветчиной, копченой рыбой, маслинами… И вазой персиков.

— Лейтенант, познакомься, — сказала Лола с игривой улыбкой.

Женщина протянула руку. Я представился коротко:

— Лейтенант.

— У него имя есть, Игорь, — поспешила Лола.

— А я Эмма, подруга, — назвалась и женщина.

Я не сомневался. Не могла же Лолина подруга быть Клавой или Марусей. Видимо, на моем лице отпечатался вопрос, поэтому Лола информации добавила:

— Когда-то мы вместе занимались на курсах подиумного шага.

Поскольку я знал только шаг строевой, то хотелось расспросить о подиумном. Можно ли им ходить по улицам, в офисе или в метро… Но мне уже налили, поэтому спросил о злободневном:

— По поводу чего гуляем?

— За встречу, — улыбнулась Эмма.

— Не только, — радостно трепыхнулась Лола. — Служба знакомств приобрела машину. В мое личное пользование.

— «Запорожец»?

— BMW-500.

— У меня такая же. У этой марки меньше всего технических недостатков, — заметила Эмма.

— Придется и мне купить, — сказал я.

— Автомобиль? — удивилась Лола.

— Велосипед, — поправил я.

Коньяк проскочил незаметно, поскольку его затмила еда. Я жевал все подряд, разглядывая подругу скорыми короткими взглядами. У меня была привычка определять человека одним словом, выражавшим его образ целиком и в главном. Эмма — херувим. Я, правда, не знал, кто они такие и как выглядят, но Эмма была херувимом в натуре. Невысокая, изящная и легкая, как воздушная кукуруза. Только, в отличие от кукурузы, светилась: белый летний костюм, бесцветно-пышные волосы, молочная оправа очков с голубоватыми стеклами, кожа, не знавшая солнца… Она приплыла на белоснежном лайнере. Моя Лола по сравнению с ней не женщина, а упитанный подросток.

— Эмма, вы, случаем, не топ-модель? — попытался я угадать.

— Она бизнес-вумен, — ответила за нее Лола с достоинством.

— Манекенщицей была, — призналась гостья.

— Я уже видел, что она бизнес-вумен, а вернее, бизнес-херувим.