Искатель, 1998 №2 - Игорь Христофоров

— Я токо песню попросил… Чтоб не эту фигню, а нашу, для братвы. Чтоб как бы ништяк всем был… Прикинь, а?..

— Он не знает твоей песни.

— В натуре?

— Не знаешь? — обернулся жилистый к Саньке.

Пришлось покачать головой из стороны в сторону. Так качают болванчики на пружинках.

— Так он тут? — обрадовался находке здоровяк и шагнул между двумя охранниками.

Те заученно вцепились в его запястья. Наверное, мужик стряхнул бы их с рук, как плюшевых зайчиков, но тут же из глубины коридора раздался красивый мужской голос. Такие голоса бывают только у актеров с театральными амплуа любовников.

— В чем дело? Это ты прервал выступление?

— Он! Он! — появились за спиной здоровяка Игорек и Виталий. — Мы видели хорошо. Он первым бросил бутылку…

Когда обладатель красивого голоса поравнялся с Санькой, то шепнул ему:

— Зайди к шефу. Это там, в конце коридора…

Санька не стал досматривать сцену усмирения раненного на корриде быка. В конце концов, бык мог и взбеситься.

Спиной ощущая на себе мутный от злости взгляд мужика, Санька прошел в строго указанную сторону, свернул вправо и сразу ощутил себя вещью. Последний раз такое с ним случалось в кабинете Золотовского.

Комната казалась частью другого мира. В ней все — мебель, паркетный пол, шторы, люстры, картины — было таким дорогим, таким красивым, таким царственным, что Санька даже не заметил среди всего этого великолепия человека. Он почему-то меньше всего ожидал, что кому-то вообще можно дольше минуты находиться среди подобного великолепия.

— Проходи. Присаживайся, — незнакомым голосом предложила комната.

Путаясь глазами в узорчатых обивках кресел, гнутых линиях комодов и пышных складках штор, Санька еле нашел лицо человека. Оно было маленьким, точно царская комната все, что в нее попадало живого, делала его мелким и незаметным. Санька даже провел пальцами по своей щеке. Кажется, она не уменьшилась.

— Да проходи, не трусь.

Боясь прикоснуться хоть к чему-то из этого великолепия, Санька обошел огромный стол, бережно выдвинул тяжеленный, будто из металла сделанный стул, сел на мягкую обивку с рисунком рыцарского поединка и наконец-то выдавил:

— Здра…ствуйте… Мне один гражданин в коридоре сказал, чтоб я к вам…

— Граждане в колонии. А здесь — найт-клаб.

Хозяину кабинета шла к лицу аккуратненькая шапочка седины. И только черные очки, скрывающие глаза, казались лишними. Санька скользнул взглядом по его пиджаку и лишь теперь узнал собеседника. Это он вручал приз Венере. Были ли на нем тогда черные очки, Санька не заметил. Больше верилось, что не были, и то, что Серебровский спрятал за них глаза, отдавало тревогой.

— Я просмотрел всю сцену драки по монитору, — повернул Серебровский голову влево, и Санька увидел там небольшой телевизор. — Конечно, наш клиент перебрал лишнее. Но ты тоже не должен был себя так вести…

— А как?

— Клиентов надо беречь. Запомни это правило на всю жизнь. Тебе еще много раз придется выступать у нас. Ты улавливаешь мою мысль?

Ни с того ни с сего на Саньку навалилась усталость. Как будто каждое произнесенное Серебровским слово превращалось в гирю, и они все повисали и повисали на его плечи, грудь, ноги, голову.

— Завтра тебе выступать в моем хаус-клубе. Там, конечно, нет таких крутых клиентов. Там мелюзга. Но с ними тоже нужно бережно обращаться.

Санька подвигал ногой под столом. Нет, она все еще подчинялась ему, хотя и тоже казалась окаменевшей.

— Конфликт улажен, Леонид Венедиктович, — ворвался в монолог Серебровского красивый голос.

Хотелось обернуться, но Санька не стал мучить и без того онемевшую шею. Обладатель голоса сам подошел к нему, оперся о спинку стула, на котором сидел певец-дебютант, и вдруг брякнул что-то совсем непонятное:

— С попом хуже. Не могут найти.

— Ладно, Сашенька, — милостливо протянул руку Серебровский. — До свидания!

Санька подержался за его холеные пальчики с твердыми камнями перстней, пожал мелкую ручку обладателя красивого голоса и только теперь заметил, что у него куртка из кожи какой-то необычной выделки… Кажется, она называлась вареной.

БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ, ЛЮДИ!

В кабинете было холоднее, чем в карцере самой дурной зоны. Отопление отключили строго по графику, но природа не признавала человеческих графиков. Север дунул на Москву прозрачным сухим воздухом, опять сковал лужи в лед и заставил людей вытащить из шкафов дубленки и шубы. Апрель замаскировался под февраль, и хотя говорливые метеорологи обещали потепление, почему-то вообще не верилось, что оно когда-нибудь наступит.

Павел поморщился от колючего вида поземки, стелющейся вдоль стены здания на той стороне улицы, потрогал языком ранку от вырванного зуба, потом посмотрел в зеркало на стене, слегка обрадовался тому, что флюс все же начал таять, но тут же забыл о радости. В зеркале, кроме его собственного лица с уже еле заметной припухлостью на щеке, находилась и красная физиономия Кравцова. С нее на Павла смотрели мутные умоляющие глаза. Ничего хорошего от таких глаз не бывает.

Павел поправил черную вязанную шапочку на голове, поплотнее запахнул куртку на груди и дохнул на зеркало. Оно тут же подернулось мутью. Лицо гостя исчезло, и Павел, поверив зеркалу, повернулся к своему столу.

Рядом с ним на гостевом стульчике упрямо сидел Кравцов. Кожаная куртка нараспашку, расстегнутые три верхние пуговицы рубашки, блестки пота на залысинах. Похоже, для него холод в общем кабинете отдела был жарой.

— Гражданин капитан, — умоляюще сложил руки на груди Кравцов. — Неужели вы мне не скажете фамилии того гада, что мою ласточку?..

Павел вспомнил, каких трудов стоило ему разорвать над собой два сцепившихся потных тела, вспомнил ненависть в глазах Кравцовой, ехидный смех ее муженька, вспомнил свой расколотый зуб, и ему показалось, что ничего этого не происходило на самом деле. Если бы это случилось, то мольбы Кравцова выглядели бы странно. А потом Павел подумал, что не нужно ставить себя на место этого испуганного краснолицего человечка. Все равно у него — другие мозги.

— Очень мало свидетелей, — уже в третий раз за полчаса произнес Павел. — И вообще, я же вас не вызывал. Идите домой, успокойтесь. К тому же следствие по факту гибели гражданки… — он так и не решился назвать ее фамилии. — Ну не мы ведем следствие, понимаете, не мы!

Телефонный звонок принес облегчение.

— Слушаю.

— Зайди срочно, — голосом Тимакова потребовала трубка и тут же заикала гудками.

— Есть, товарищ генерал! — ответил гудкам Павел. — Выезжать на задержание прямо сейчас? Очень опасно?.. Ясно!.. Есть!.. У меня супруг потерпевшей… Извиниться перед ним?.. Есть!

Он положил трубку с видом человека, о котором через