У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова
– Размечталась, – проговорил он, вытирая навернувшиеся на глаза слезы. – Ты хоть раз в зеркало на себя глядела? Кожа да мослы! Неужели ты думаешь, если мне приспичит, я ничего приличнее не найду?
Характеристика была уничтожающей, презрение к моей персоне абсолютное, но именно они убедили меня, что с его стороны мне ничего не грозит. Вопрос, зачем же тогда я нужна этому пожилому господину, в голову не пришел. А если бы и пришел, я бы точно его проигнорировала. Какая разница? Будет плохо – сбегу! Главное, мне предлагают кров, а взамен ничего не требуют!
Прошло около месяца, прежде чем состоялся тот памятный разговор, который определил мою дальнейшую судьбу. Павел Иванович держался хотя и доброжелательно, но отстраненно, больше молчал и присматривался. Я тоже молчала, наблюдала и ела. Господи, как я тогда ела! Вспомнить страшно. Без остановки и все подряд, а наесться никак не могла. Честно говоря, я тогда не ушла главным образом потому, что меня кормили. А потом Павел Иванович сказал:
– Аня, мне нужна помощница. Хочешь ею стать?
Не ожидавшая ничего подобного, я растерялась:
– А вы кто?
– Искусствовед. Занимаюсь антиквариатом.
Поскольку свое образование я большей частью получала во дворе, то об антиквариате и тому подобных вещах слыхом не слыхала. У нас в ходу были совсем другие ценности, но слово мне понравилось. Красивое было слово, и я не имела ничего против того, чтобы тоже стать искусствоведом.
– Нет, – усмехнулся Павел Иванович. – Из тебя я сделаю специалиста широкого профиля, если, конечно, ты окажешься старательной ученицей. Природные задатки у тебя имеются, но их нужно развивать. Ты же абсолютно необразованна.
Замечание задело, но спорить я не стала. В свои неполные шестнадцать я действительно мало что знала. Справедливости ради следует сказать, Павел Иванович выполнил свое обещание. Он положил на меня немало сил и, хотя был нетерпим, требователен и груб, научил многому. Ради той же справедливости следует отметить, что училась я исступленно, безропотно снося бесчисленные придирки. А потом началась работа. Тяжелая, изматывающая, но я все равно чувствовала себя счастливой, ведь у меня была крыша над головой и интересное занятие.
Прошло время, я повзрослела, и мы расстались. Не лучшим образом и со взаимными обидами. Прошло еще время, мы снова встретились и заключили перемирие. К прежним отношениям не вернулись, но враждовать перестали. Я, во всяком случае, зла не держала.
«Сделаю, – раздраженно размышляла я, несясь ранним утром по безлюдному шоссе в сторону Ольговки. – В последний раз! И на этом все! Мой долг будет закрыт».
Решение я приняла и отступать не собиралась, но оно здорово портило настроение. В очередной раз Павел Иванович заставил меня ему подчиниться. В результате к монастырю, в котором помещался районный архив, я подъехала в отвратительном расположении духа. Поставив машину перед входом, с силой хлопнула дверцей и огляделась. Слева поднимались белые стены с распахнутыми воротами, справа раскинулась бескрайняя даль с синеющим сосновым лесом, плавно стелющимися лугами, главками сельских церквей и игрушечными домиками крошечного городка. С высоты холма, на котором расположен монастырь, все было видно как на ладони. А тишина стояла такая, что в ушах звенело. На душе разом полегчало. Заметив лавку, я села на нее и притихла. Сидела долго, не шевелясь и бездумно глядя вдаль. Потихоньку улеглось раздражение, растворилась в тишине злость. На смену им пришла грусть. Тихая, светлая, от которой на сердце стало легко и спокойно.
Хорошо было сидеть, но ровно в десять я поднялась. Пора приниматься за работу. Правда, планировала я заняться совсем не тем, на что подбивал меня бывший патрон. Бредовые идеи с кражей архива я оставила Павлу Ивановичу. Охота ему – пусть сам их в жизнь и воплощает, а я решила идти легальным путем: рисковать головой ради чужой блажи я не собиралась.
Едва войдя в помещение архива, принялась искать взглядом кого-нибудь из сотрудников. Зал был пуст, но у стойки с каталогами стояла пожилая женщина. Решив, что она может оказаться тем человеком, что мне нужен, я направилась к ней:
– Вы сотрудник архива?
Оторвав глаза от карточек, которые она перебирала, женщина сдержанно произнесла:
– Я его заведующая.
– Не могли бы вы мне помочь? Я пишу книгу о дворянских усадьбах Подмосковья.
Затасканный прием! Сколько раз я произносила эту фразу! На зубах уже навязла, а что делать? Сегодня не пишет только ленивый, так что она служит отличным прикрытием, и мои дотошные расспросы не вызывают у людей ни удивления, ни настороженности.
– Понятно, – улыбнулась женщина. – И какая помощь вам нужна?
– Хотелось бы ознакомиться с документами. Нужен фактический материал.
– Вас интересует конкретное место?
– Да, Ольговка!
Улыбка разом увяла, лицо окаменело.
– Вот как...
– А что? – удивилась я. – В моей просьбе есть что-то странное?
– Да нет... – повела плечом заведующая и тут же, противореча себе, спросила: – А почему именно Ольговка?
– Мне сказали, у нее интересная история.
Она вскинула на меня настороженные глаза:
– Кто сказал?
– Подруга, историк.
– Ошиблась ваша подруга, – последовал сухой ответ. – Ничего необычного в Ольговке нет! В округе имеются куда более значительные усадьбы.
Если это была попытка увести разговор в сторону, то она ей не удалась. Другие усадьбы меня не интересовали.
– Мне нужны материалы по Ольговке! Я слышала, с одним из ее владельцев связано нечто любопытное.
Женщина вздернула брови в молчаливом вопросе.
– С Захаром Говоровым.
– Действительно, примечательная фигура, – с неохотой признала она.
– Вот о нем и хотелось бы написать! Можете помочь?
– Нет.
Теперь пришла моя очередь удивляться:
– Почему?
– Лично я никогда Ольговкой не занималась, – отвела она глаза в сторону. – Того, что знаю, для книги будет маловато. – Секунду помедлив, с непонятной интонацией уточнила: – Вы ведь книгу пишете, верно?
– Ну да! А кто у вас Ольговкой занимается?
– Никто!
– Как же так? Сами сказали, один из владельцев был примечательной личностью, а никого из сотрудников это не заинтересовало?
Мой выпад, как я и рассчитывала, ее задел.
– Почему же? Биографию Захара Говорова очень тщательно изучил Петр Валерианович Шенк! Он даже монографию начал писать!
– Отлично! Как мне с ним встретиться?
– Никак! Умер он!
Наташа
Услышав голос деда, я испугалась по-настоящему. Должно было что-то стрястись, чтобы он