Дом молчания - Донато Карризи

Идея оказаться одному в темноте пробудила у Пьетро детский страх. Он понимал, что это глупо, однако ничего не мог с собой поделать.

– Нота вернется, чтобы привести тебя обратно, – успокоила его Эрика. – Она будет единственным искусственным звуком, который ты услышишь.

Ее голос делался все слабее.

– Хорошо, – растерянно ответил Пьетро.

Значит, будут естественные звуки? Интересно откуда? Он подумал об антенне на крыше. Прежде чем окончательно пропасть, голос Эрики произнес:

– А теперь посмотрим, кто к тебе пришел.

Пьетро хотел было спросить, что означают эти слова, но путеводная нота оказалась совсем рядом, и ему пришлось сконцентрироваться на ней. Он почувствовал, что звук задел его, точно волочащаяся по земле бечева воздушного змея, «схватился» за нее и двинулся следом. Все вокруг растворялось, рассеивалось, распадалось, превращаясь в бесконечное ничто. При этом он как будто шел по туннелю. Это было странно.

К путеводной ноте добавился новый, пока еще далекий звук, напоминающий плеск металлических волн. Пьетро представил, как они набегают на прибрежные камни. Пространство плеска внезапно расширилось. Туннель закончился, путеводная нота исчезла. Пьетро стоял перед бескрайним океаном. Огромным, спокойным океаном, целиком состоящим из волн на перекрывающихся частотах. И где-то вдали, посреди океана, – вихрь насекомых. Мириады насекомых. Тех самых, которые гудели из его телевизора, а потом – из радио внедорожника.

Это было невероятно. Каким-то образом Пьетро понял, что звуки доносятся из глубин космоса. Они образовывались в далеких галактиках и странствовали миллионы лет, прежде чем достигнуть Земли. Антенна на крыше мельницы отфильтровывала их из сигналов ионосферы и передавала ему. Звуки специально созданы для него некой неощутимой и неведомой силой. Доброжелательной и сострадательной энергией, пронизывающей Вселенную.

Он увидел свет. Зеленый луч, прорезав ничто, нарисовал горизонт. Тонкая, мерцающая линия, словно привет умирающей звезды – или только рождающейся, без разницы. Жизнь и смерть – одно целое, оно больше не пугало. Пьетро дрейфовал в состоянии абсолютного покоя, совершенно неподвижно, никак не противясь металлическому прибою, погруженный в плотную жидкость или подвешенный в вакууме… Он с удивлением начал понимать.

Это не насекомые. Это голоса миллиардов людей. Произносимые ими слова были неразличимы в какофонии множества языков. Больше всего поражало, что голоса были живыми. Откуда они доносились? Где сейчас все эти люди? Существовало ли такое место в действительности? Пьетро казалось, что он прекрасно его знает, что он там уже был и когда-нибудь туда вернется. «Еще до рождения, – подумал он. – Именно туда я направляюсь, но попаду только после жизни».

Из мешанины звуков выделилось нечто определенное. Оно приближалось. Веселая мелодия. Однако это веселье было неприятным. Оно вызывало тревогу. Настолько, что захотелось бежать со всех ног. Пьетро попытался и не смог даже пошевелиться – он был целиком во власти внешних сил.

Ощущение покоя исчезло, мелодия сменилась голосом медведя, беззаботно гуляющего по джунглям. Хотя медвежий голос то и дело прерывался, позволяя надеяться, что он галлюцинация, Пьетро запаниковал. Песенка издевалась над ним, насмехалась, заставляла чувствовать себя доверчивым невеждой, некомпетентным и ни на что не годным.

Посмотрим, кто к тебе пришел.

Что тут смотреть? «Простые радости» – жестокая шуточка синьора Б.

32

Пьетро не стал дожидаться путеводной ноты. Он знал: единственное, что он может контролировать в состоянии глубокого гипноза, – это дыхание. Задержал его, насколько смог, и освободился из темницы транса. Сорвал наушники и маску. Почему-то удивился, увидев перед собой Эрику. Хотя чему тут удивляться? Он все это время находился в ее гостиной, лежал в шезлонге, не в силах пошевелиться и заговорить. Пьетро вскочил, схватил плащ и, бормоча бессвязные извинения, кинулся к выходу.

За рулем внедорожника его не оставляли мысли о парейдолии, которая так увлекала синьора Б., – способности разума видеть в реальности иллюзорные, несуществующие формы. Лица, слова, предметы… Наверняка с ним произошло нечто подобное, только вместо изображений были звуки. Когда он слушал невероятную «космическую» частоту, его мозг захотел и, конечно же, «распознал» коротенькую песенку, с помощью которой его отец гипнотизировал маленьких пациентов. Не стоит недооценивать силу самовнушения. А тот факт, что он до сих пор таит обиду на отца, усилил это впечатление.

Пьетро вернулся домой, когда день уже клонился к вечеру. На улице лил дождь. Не включая света, он прошел через приемную и коридор. Остановился перед дверью в отцовский кабинет, распахнул ее и оказался перед кирпичной стеной. Пьетро еще ни разу не видел ее, просто знал, что стена есть. Рабочий сложил ее, как и было заказано. Теперь же Пьетро понадобилось подтверждение, что лес из папье-маше надежно замурован. Он хотел окончательно увериться, что оттуда ничего не вырвется, что стена ничего не выпустит наружу.

Приложил к кирпичам ладони. Сначала одну, потом другую. Стена была холодной. Прижался ухом, боясь что-нибудь услышать. Он сам не знал что. Движение? Чье-то присутствие? Или старую детскую песенку?.. Так ничего и не услышав, он закрыл дверь и поплелся к себе в мансарду. Разжег в камине огонь и, не снимая влажного плаща, плюхнулся в кресло. В золотистом сумраке плащ начал подсыхать, а Пьетро – успокаиваться.

Он глядел на огонь, и в голове проносились тысячи обрывочных мыслей. Не сумев додумать до конца ни одну, Пьетро набрал номер Иво Кравери и назначил время очередного сеанса, на сей раз у себя в кабинете. Произошедшее на мельнице потрясло его тем, что выявило слабости, в которых он предпочитал не признаваться даже самому себе.

Ошеломленный, неспособный справиться с раздирающими его противоречиями, чувствуя себя законченным неудачником, он так и просидел в кресле до десяти вечера. На это время был назначен сеанс с Матиасом. Семейство прибыло ровно в десять. Иво и Сусана, как всегда элегантные, остались ждать в приемной, а мальчик отправился с Пьетро в кабинет.

Матиас снял куртку, оставшись в пижаме, и лег на кушетку. Все происходило в молчании, пока мальчик не набрался смелости спросить:

– Что с вами, доктор Джербер?

Пьетро, раскладывавший на столе блокнот, метроном и ручки, обернулся к нему.

– Ничего особенного, не беспокойся, – ответил он, не отрицая, что его действительно что-то тревожит.

– Может, вам дать мой талисман? – Матиас раскрыл кулак, в котором был зажат камешек.

Пьетро почувствовал болезненный укол совести.

Не исключено, кстати, что этим утром он сам стал жертвой подобного обмана. Эрика Де Роти пользовалась доверчивостью людей, отчаянно нуждавшихся в ответах. Однако, как бы Джербер ни осуждал методы коллеги, в глубине души он знал, что скоро к ней вернется, и от этого особенно сильно злился.

– Спасибо, но тебе