Крик в темноте - Оливия Нортвуд
С Алексом Джеймс тоже дружить бы не стал. Было в нем что-то нарочитое, как во всяком военном, недавно оставившим службу. Взгляд, манера держаться, неуемная вибрирущая ярость, которую его тело выплескивало волнами. И все же встретить кого-то, кто, как и ты сам, прошел через ад, – было приятно. Алекс напомнил Джеймсу о том, что приближался последний понедельник мая, а вместе с ним День памяти, куда Джеймса пригласил бывший сослуживец Питт Кроссман. В приглашении размыто значилось «+1», Нортвуд сразу подумал о Грейс.
– Кофе? – поставив на стол две чашки, наполненные до краев, спросил Алекс. – По привычке продолжаю пить эту кислую сублимированную дрянь. – Он усмехнулся и тяжело опустился на стул.
– Я и сам не мог пить ничего другого первые пару лет после возвращения.
– Так о чем вы хотели поговорить, детектив Нортвуд?
– О вашей сестре. О Джессике и о том, что случилось с ней в две тысячи четвертом году.
Алекс вздохнул, положил локти на стол, уставился на свои руки и помолчал.
– Джесс… Чтобы понять, о чем я говорю, вы должны ее знать. Джессика всегда была наивным ребенком, даже когда уже стала студенткой. И в то же время она была надеждой и движущей силой нашей семьи. Я был раздолбаем с самого детства. С трудом окончил школу и сразу поступил в корпус. Не потому, что преисполнился духом патриотизма, как другие идиоты, после одиннадцатого сентября, а потому что это был единственный легальный способ заработать, используя силу – ее у меня всегда было в достатке. А потом как-то увяз в этом… Но Джесс… она любила учиться, получила стипендию в Вашингтонском университете. И все было хорошо, пока она не познакомилась с Брюэром.
– Что было дальше?
– Она влюбилась. – Алекс поднял взгляд на Джеймса и пожал плечами. – По их версии, Джессика переспала с ним, а когда они расстались, стала его преследовать и обезумела, когда он дал ей понять, что между ними все кончено.
– А по вашей версии?
– Это не версия, детектив, это правда. Я был в командировке, не видел, в каком она состоянии, но когда мне позвонила мама и обо всем рассказала… Я до сих пор виню себя, что не был рядом. Мама сказала, что Джесс вернулась домой под утро, хотя раньше она не ходила на вечеринки, а если ночевала у подруг – всегда предупреждала. На ее лице и теле были синяки, ссадины; между бедер – кровь. Мама сразу все поняла. Вызвала полицию, неотложку. Они все зафиксировали, но потом показания куда-то исчезли, а копы, приехавшие на вызов, загадочным образом уволились из полиции. И все осложнялось тем, что Джессика перестала говорить. Она ни слова не сказала с тех пор, как это случилось. А после несколько раз пыталась покончить с собой. Писала в предсмертных записках что-то вроде: «Не верьте им, я этого не хотела. Джейми меня изнасиловал». Записки каждый раз изымали, и позже они все тоже пропали. Упоминала, что Брюэр был не один. И когда Голдберги впряглись в это дело, я сразу все понял. После очередной попытки убить себя Джесс поместили в больницу. Я настоял. Уж лучше так, чем… Делу просто не дали ход. Джессика не давала показаний, следов ДНК судмедэкспертиза не выявила. Гребаная куча денег, купленные копы, прокуроры и влияние Голдбергов позволило им выйти сухими из воды.
– Я вам сочувствую, Алекс.
– А почему вы интересуетесь этим спустя двадцать лет? Это как-то связано со смертью Брюэра и Голдберга?
– Я не могу обсуждать с вами детали расследования, вы же понимаете.
– Да, конечно, но вы же не считаете, что я мог?.. Я бы с радостью и даже жалею, что это сделал кто-то другой.
– Алекс, я не могу говорить об этом с вами.
То, что их связывало эфемерное общее прошлое, то, что там они могли стоять плечом к плечу, сражаясь с общим врагом, могло стать проблемой. Здесь не было никакого конфликта интересов, они не были близки или хотя бы знакомы, но между морпехами всегда была связь, позволяющая считать незнакомого человека другом, братом, членом семьи. Алекс Стоун мог бы быть убийцей, которого они ищут, но говорил слишком откровенно и непосредственно для того, кто пытается не попасться. Списывать его со счетов Джеймс не стал, но не был уверен, что ему хотелось бы посадить Алекса за решетку, если он действительно убил Брюэра и Голдберга.
– Как сейчас Джессика? Она говорит что-нибудь вам? Или, может быть, своему психиатру? – Джеймс из вежливости сделал глоток кофе и, совершив над собой усилие, не поморщился – он уже давно привык к хорошему зерновому кофе. – Есть смысл поговорить с ее врачом?
– Не думаю, что он скажет что-то новое. На групповой терапии она всегда отмалчивается, а если и говорит с психиатром наедине, то никогда не упоминает тот случай. Все больше обсуждает свои сны, какие-то невероятные идеи и… Бога. Тогда, двадцать лет назад, я наплевал на продажных копов, судмедэкспертов, наплевал на семейку Голдберг и на всю паршивую элиту Вашингтонского университета. Я сам разузнал кое-что. Была еще одна девчонка, которой не посчастливилось попасть в поле зрения этих ублюдков.
– О ком вы? – Джеймс поднялся из-за стола, давая Алексу понять, что их разговор подошел к концу. Он был уверен, что Стоун назовет имя Дейдры Хьюз.
– Я говорю о Дейдре Хьюз. Если ее родители еще живы, поговорите с ними, я уверен, вас удивит то, что они скажут. – Алекс взялся за ручку, распахнул перед Джеймсом дверь и протянул руку. – Я не помню их точный адрес, но они живут в Лейквуде.
– Спасибо. – Нортвуд пожал протянутую ладонь, слегка наклонился вперед и похлопал Алекса по спине, чувствуя под пальцами сухие, напряженные мышцы. – Не покидайте пределы штата, пока идет расследование, Алекс. Это для вашего же блага.
– Я понял, если что-то понадобится… – Стоун пожал плечам. – Звоните.
Джеймс обернулся к нему с последней ступеньки крыльца и кивнул. Он покидал дом Алекса с
