Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас
Меня поразило это внезапное прозрение и простота цепочки событий. Я была в шоке оттого, что не увидела очевидного раньше, но как я могла догадаться? Мне не хватало кусочков пазла. Не хватало Эдмона. Чем больше я думала о сложившейся наконец картинке, тем больше убеждалась в своей право те. Теперь надо было только проверить дату в договоре о страховании жизни Розы. Я была уверена, что он был заключен после рождения ее сына.
– Это вы убили Розу да?
Кристиан повернулся ко мне и пристально посмотрел в глаза.
– Знаете, – продолжила я, – в какой-то момент я действительно поверила в то, что ее убил Мишель. Но сейчас, когда я увидела этого мальчика, мне стало ясно, кто ее ненавидел всей душой, месье Озёр. Сейчас я понимаю, что Мишель ни за что не убил бы Розу если бы знал, что она выносила его дитя. В отличие от него, для вас Эдмон… это живое воплощение вашего позора. Смуглая кожа, курчавые волосы, темные глаза… Негр, которого вы так ненавидите, теперь живет в вашем доме. Негр, которого вы ненавидите, заронил семя в лоно вашей жены, и оно дало всходы. Вы увидели плод их любви. Серьезный повод для убийства жены, вы не находите? Повод, старый как мир, – ревность. У вас были все основания для подозрений в измене. Та история с духами и нападением «дикого зверя» не осталась незамеченной вами. Я прочла ее в дневнике Розы. И о вашем поведении в день рождения малыша. В тот самый день вы поняли, что ребенок не от вас, что у Розы был другой мужчина. Но неужто это вас удивило? Вы никогда не уделяли ей внимания.
Предложили обзавестись ребенком, чтобы ей было чем заняться, и вот что получилось… В общем-то, если бы ее любовник был белым, вы бы никогда о нем и не узнали, но Эдмон – мулат, и тут уж у вас сомнений не возникло. Тогда вы решили отомстить. Не ребенку и не его отцу, а собственной жене, которая вас предала и унизила. Вы старались скрывать мальчика от людей, признайтесь. Я сегодня увидела его впервые. Но, знаете, я уверена, что, если бы вы спросили у той дамы, которая говорила сейчас с Эдмоном, она бы ответила вам, что ей и в голову не пришло, что он мулат. Он всего лишь чуть смуглее других детей, и волосы у него курчавые, но не черные. Вспомните портреты Александра Дюма. Никто бы не догадался. Но вы-то знали наверняка, и вам этого было достаточно.
Кристиан Озёр молчал. Он не подтвердил изложенные мною мысли, но и не опроверг.
– Вы убили Розу задолго до того, как задушили ее физически. Роза была уже мертва, когда еще дышала рядом с вами. Женившись на ней, вы забрали ее жизнь. Удушение на площади было чистой формальностью… Как вы это сделали, Кристиан? Каким образом заручились поддержкой тридцати сезонных рабочих, чтобы обеспечить себе алиби? Почему они расписались в том, что в рождественское утро вы трудились вместе с ними в садах на своей земле? Вы задали мне задачку, которую я никак не могу решить.
Он покосился на наручные часы, которые на миг блеснули циферблатом в солнечном луче. Это была мимолетная оплошность – быстрый взгляд, едва заметное дрожание ресниц, – но от меня она не ускользнула. Часы у него на запястье были совсем новенькие, красивые. И тут мне кое-что пришло на память. Одна деталь, которая попалась в показаниях сезонных рабочих. Если я чем-то могу похвастаться, так это отменной памятью – редко забываю прочитанное.
В результате я разгадала одну из самых больших тайн в этом деле и поняла, каким образом Кристиану Озёру удалось обмануть своих людей.
У Мишеля есть право на один телефонный звонок в неделю. Но он ни разу им не пользовался с тех пор, как снова оказался в следственном изоляторе города М. Ему не с кем говорить по телефону. Но он непрестанно думает о своем адвокате. От нее нет никаких вестей со дня последнего визита, однако он не решается поверить в то, что больше никогда ее не увидит, что она утратила интерес к его делу и отказалась защищать его в суде. И вместе с тем он знает, что потерял любимую женщину и свою защитницу одновременно. Каждый день Мишель ждет, что порог его камеры переступит незнакомый человек с его досье в руках. Этот человек шагнет к нему, протягивая руку, и скажет: «Здравствуйте, месье Панданжила, я мэтр Адан, Ромео Адан, подменяю вашего адвоката. Она больше не хочет вас защищать».
Мишель без устали мерит шагами камеру от койки до стола и обратно. Хотя, конечно, мерит – это громко сказано, мерить там особо нечего, от койки до стола не больше метра. Сто шагов – сто разворотов. А может, он сделал уже тысячу – Мишель не знает, сбился со счета.
Он влюблен в нее, как раньше был влюблен в Розу. Возможно, глядя на нее, он видит Розу в ней. Хотя эти женщины совсем не похожи. По крайней мере, внешне. Роза была брюнеткой, его адвокат – блондинка. И по характеру они тоже различаются. Роза поначалу казалась более покорной, смиренной. Его адвокат – воительница, которая никогда ни перед чем не отступает.
Еще Мишель думает о Яунде, времени у него на это достаточно. Он вспоминает бескрайние просторы, сады и пальмы в городе на семи холмах. А потом открывает глаза и видит четыре стены в камере площадью шесть квадратных метров. Если бы его родственники знали, где он сейчас, сгорели бы со стыда. Отправиться на поиски работы и лучшей жизни, а в итоге оказаться в тюрьме на другом конце света, за пределами своего мира… Нет, никто не должен об этом знать.
Мишель стучит в дверь и ждет. Когда в окошко заглядывает надзиратель, он просит отвести его к телефону. Ему говорят, что сейчас он не имеет права звонить ни родственникам, ни друзьям. Но он хочет позвонить любимой женщине, услышать ее голос, убедиться, что она от него не отреклась.
– Я всего лишь хочу поговорить со своим адвокатом, – молвит Мишель.
– Почему вы посмотрели на часы?
– На часы?..
