Маскарад благих желаний - Галина Владимировна Романова
Он полез в левый внутренний карман пуховика. Достал пистолет. Неумело повертел в руке.
– Вот. Есть, но я ненавижу оружие. Если хочешь…
– Хочу! – вырвала она ствол у него из руки, осмотрела. – Левый? Не твой?
– Левый. Завалялся с давних времен.
– Отлично. Заряжен?
– Да. Все патроны на месте.
– Посторонись.
Рыкова попыталась протиснуться мимо него вперед. Но проход был очень узким. И им пришлось непросто. Они так тесно прижались друг к другу, что ловили дыхание друг друга. И он с ума сойти, что сделал! Он поцеловал ее снова. По-настоящему, не как школьник.
– Нашел время, – выдохнула она ему в лицо, но улыбалась при этом. – Все, идем…
Воробьев сидел на корточках перед чем-то в дальнем темном углу. И это была не собака. Собака Грековых лежала, вытянув лапы и пристроив на них морду, перед одной из мисок. К еде она не притронулась. На них не отреагировала. Лишь чуть скосила взгляд. И Рыковой почудилось, что еще тяжело вздохнула. Воробьев по-прежнему сидел на корточках, и что-то шипело в его руке. Надувалось, шипело, сдувалось.
И тут Надя догадалась. Но не только из-за странного шипения. Она рассмотрела в полумраке подвала вытянутые мужские ноги в черных спортивных штанах и шерстяных носках.
– Как давление, Иван Сергеевич, ваш пациент в порядке? – спросила она громко и резко.
И, не дав опомниться подскочившему Воробьеву, наставила на него пистолет и заорала:
– Мордой в пол, живо! Руки за голову! И не дергаться, башку продырявлю! Ну! Живо!
Он не сразу подчинился не потому, что желал оказать сопротивление. Силы были явно не равны. Он просто опешил, остолбенел. Рыкова с пистолетом выглядела сумасшедшей бабой, готовой открыть огонь все равно по каким мишеням. Даже если его ресницы резко дернутся.
– Все, все, спокойнее, капитан. Я подчиняюсь. Ваша взяла.
Воробьев улегся на ледяной бетонный пол. И сразу подумал, что Грекову после такого холода не оклематься. А ему самому оставалось совсем немного до полной победы. Может, дня три-четыре, не больше. И Греков бы умер! Но черт знает, кто его там, наверху, охраняет?! Опять его спасли!
Он покорно позволил связать себе руки за спиной ремнем пижонистого следователя Юркина. Когда шустрые руки Рыковой его обыскивали, он не сопротивлялся. И даже ответил на вопросы, что за лекарства при нем оказались.
– То есть вы планомерно убивали несчастного Грекова, только-только отошедшего от первого происшествия? А заодно и его собаку?
– Собака просто спит.
– И не ест, – возразил сердобольный Юркин.
– Кто же ест, когда спит? – попытался пошутить Воробьев и тут же получил удар ботинком Рыковой по ребрам. – Ну, каюсь, вчера переборщил с дозировкой. Но это не опасно. Собака в порядке. Чего не сказать о ее хозяине.
– Что с ним?
Рыкова перешагнула через распростертого на полу Воробьева, наклонилась над Валерием, нащупала пульс на его шее. Он еле ощущался.
– Алексей Иванович, вызывайте группу, «Скорую». Греков очень плох.
– Уже едут. Все едут. И мой начальник тоже, – закончил он с тяжелым вздохом. – Так что с Грековым? Чем вы его кололи?
– Тем же снотворным, что и его собаку. Сильным снотворным, никаких наркотиков. Он просто заболел пневмонией. Не выдержал его организм переохлаждения на бетонном полу. Ну, тут уж я не виноват!
– Поднимаемся и выходим! – рявкнула Рыкова. – И без резких движений. Алексей Иванович, помогайте его поднять.
Воробьев мешал им, сделавшись вялым и тяжелым. Но выйти на улицу ему все равно пришлось. Рыкова отвесила ему еще одного пинка, да такого, что в копчике будто что-то хрустнуло. И сколько бы он ни тянул время, на входе в подпол его уже ждали сотрудники полиции во главе с начальником, которому он лично сегодня обещал вылечить его жену.
Вот почему-то именно за это Воробьеву сделалось особенно стыдно. Ни за одно свое злодеяние не стыдно было – заслужили, суки. А за невыполненное обещание совесть грызла. И когда его вели к машине, он притормозил возле полковника и извинился.
Увозить его не спешили. И сквозь решетку полицейской спецмашины он видел, как на носилках вытаскивают на улицу из его подвала Валеру Грекова. Того уже успели укрыть теплым одеялом, но рука из-под него выскользнула и безвольно повисла. И доктор Воробьев рассеянно подумал, что, если Греков не выживет, ему и его смерть приплюсуют. Пусть бы уж выжил! Сидеть в тюрьме до конца своих дней он не планировал…
Доктора привезли туда, откуда пару часов назад его вытащил дорогой адвокат. Даже камера оказалась той же. Правда, теперь там он был не один. Какое-то грязное, вонючее существо о двух ногах и лохматой голове страшно храпело на панцирной койке первого яруса. Воробьеву пришлось лезть наверх.
Стоять или сидеть у него не было сил. Пока его везли сюда, он понял, что проиграл окончательно. Выкручиваться, что-то придумывать, врать – бессмысленно. Он был пойман с поличным. И теперь…
– Только сделка со следствием, Иван Сергеевич, – проникновенно смотрел ему в глаза все тот же блатной адвокат следующим утром. – Иначе никак! Говорите правду и только правду. И никакого отступления от правды. А мы уже будем думать, какую статью применить, чтобы смягчить приговор.
Ну да! Как же! Правду и только правду! Черта с два он расскажет то, о чем следствие даже не догадывается. Он-то знает, что чистосердечное признание облегчает душу и совесть, но увеличивает срок.
– Я виноват только в смерти Екатерины Гришиной, – ответил он таким же точно проникновенным взглядом адвокату. – Никаких других убийств. И Гришину я убил в состоянии аффекта.
– А похищение Грекова?
– Ну… Похищение – да, имело место быть. Но он ведь не умер. Он жив?
– Жив, но очень плох, – нехотя признался адвокат. – Ваши приемы нанесли Грекову тяжкий вред здоровью. К тому же есть свидетельница, которая утверждает, что вы способствовали падению Алены Грековой в овраг.
– Бред какой! Ничего я…
– У нее есть видеосъемка, Иван Сергеевич. – Адвокат потер щеки, склонился над столом в его сторону. – Нам надо с вами продумать все досконально и выстроить линию защиты. Но если вы мне не станете помогать, то…
– Не стану, – сгорбился Воробьев. – И вообще отказываюсь от ваших услуг. Уходите.
На него вдруг накатила такая усталость, такая безнадежная беспомощность, что тратить свои деньги на бесполезное трепло в дорогих шмотках он точно не станет. Он и без него сможет рассказать, как все было. Да, сможет.
– С чего все началось, Иван Сергеевич?
Юркин, по случаю допроса подозреваемого Воробьева надевший строгий черный костюм и серую рубашку с черным галстуком, выглядел как на
