Тайны дубовой аллеи - Дж. В. Фелл

– Может быть, вы и старались, но получалось у вас плоховато.

– Как стыдно… Но что же с гимнастикой? – Он наконец вспомнил, с чего начался разговор.

Доктор пренебрежительно махнул рукой:

– До нас дошли модные континентальные веяния! Якобы физические упражнения на свежем воздухе в утренние часы способствуют укреплению организма подрастающего поколения, и ваш, с позволения сказать, однополчанин Токслей успел заразить этой идеей большую часть коллег и господина директора в том числе. Причем сам он даже не удосужился присутствовать на «премьере» своего детища – бросил его на классных наставников, а сам укатил решать какие-то дела с наследством. Я уж грешным делом подумал, – доктор усмехнулся, – может, он тоже проклятый?

– Не, он не проклятый, он под Кафьотом не был. Просто у него дядюшка умер, – пояснил Веттели.

Доктор ушел, и стоило Веттели остаться одному, как с потолка ему на живот рухнула одна знакомая фея.

– О! – воскликнула она, поднимаясь с четверенек и отряхиваясь по-собачьи, кажется, приземление вышло не совсем удачным. – Ты перестал быть чудовищем? А что, тебе к лицу! Не сочти меня ксенофобом, но у всякого добропорядочного существа должна быть одна благонадежная натура, а не целый выводок сомнительных.

Веттели согласно кивнул. И правда, какое же это удовольствие – чувствовать себя простым, нормальным человеком…

– Что? «Простым нормальным человеком»? После того как провел за гранью жизни дольше трех минут? Не смеши меня, пожалуйста! Один мой знакомый паренек из Кармартена в ранней юности пробыл там от силы минуты две, после чего вошел в историю под именем Мерлин. Так-так, а чем это пахнет? Кажется, яичница с беконом? Очень кстати, ведь я голодна, как лев с единорогом, вместе взятые, поэтому никакое другое блюдо не могло бы мне помочь. А так – лев получит бекон, единорогу достанутся яйца, вот оба и насытятся. Логично?

– Вполне, – согласился Веттели и великодушно не стал уточнять, что вообще-то приближающееся блюдо изначально предназначалось лично ему, а не единорогам, львам и прочим геральдическим животным.

Конечно, человек несведущий никакого великодушия в его поступке не усмотрел бы. «Подумаешь, – сказал бы он, – сколько там съест малютка-фея? Клюнет, как воробышек…» Да, спору нет, умела Гвиневра и крошками обходиться, если заставляла жизнь. Но, поселившись в школе, фея пришла к выводу, что мелочиться больше нет нужды. Выбирала на блюде самый лакомый кусок, прикасалась ладошкой, и тот послушно уменьшался до размеров, пропорциональных едоку. А поскольку аппетит у эфирного создания был отменным, ей ничего не стоило в один присест прикончить, к примеру, четверть пирога, целую вазочку печенья или солидных размеров бифштекс. Мисс Фессенден, которая, в отличие от Веттели, не была склонна особенно деликатничать с бесцеремонной гостьей, однажды полюбопытствовала, зачем она так поступает, зачем надо уменьшать галету в десять раз, вместо того чтобы отломить подходящий кусочек? Спросила и узнала, что структура продукта существенно влияет на восприятие его вкуса, поэтому в уменьшенном варианте пища гораздо вкуснее. Эмили сочла объяснение разумным: в самом деле, кому понравится вместо сочного и жирного куска ростбифа грызть сухое и грубое мясное волокно в палец толщиной или царапать рот гигантской хлебной крошкой? С тех пор Гвиневре, случись ей явиться к столу, причитались вполне человеческие порции.

Следом за вернувшимся доктором Саргассом вошла мисс Фессенден – и, как девушка воспитанная, бросаться ему на шею не стала, а ограничилась восклицанием:

– Ах! Бекон! Мистер Саргасс, вы думаете, ему уже можно?

– А почему бы и нет? – пожал плечами доктор. – На несварение желудка он вроде бы не жаловался.

– Да, но ведь он чуть не умер! Мне кажется, лучше было бы обойтись более легкой пищей, хотя бы овсянкой.

– Тогда бы он точно умер, – заметила Гвиневра скептически, овсянку она терпеть не могла.

– О! Да тут уже целая компания! И беконом пахнет!

Агата появилась на пороге, как всегда бодрая и жизнерадостная. В руках она держала некий крупный, но нетяжелый предмет, заботливо укрытый от посторонних глаз веселеньким шелковым платком в розовый цветочек. Следом вошел доктор Саргасс. И судя по его решительному виду, намерение он имел одно: компанию разогнать.

– Неплохо выглядишь, мальчик! Совсем другое лицо, даже узнать нельзя… Я имею в виду, если смотреть с той стороны, – уточнила ведьма.

– Мисс Брэннстоун, мистер Саргасс, Эмили, я так вам благодарен за все, что вы для меня сделали! Избавили от этой дряни, спасли мне жизнь. – Все трое собрались вместе, и он поспешил воспользоваться случаем, чтобы сказать, что было должно. – Я…

Договорить ему не дали.

– Между прочим, могли бы сделать это и пораньше! – бесцеремонно перебила фея. – К чему было тянуть? Можно подумать, не видели, что с ним творится! То есть лекари-то, конечно, не видели, куда им. Они только и способны, что измерять недужному температуру и удивляться: чего это он холодеет с каждым днем? Но чтобы лучшая ведьма королевства с первого взгляда не распознала проклятого – такого быть не может. Ни за что не поверю! Сознавайся, Агата, ты надеялась его уморить?

Мисс Брэннстоун добродушно рассмеялась в ответ:

– Ох и ядовитое ты существо, фея, именующая себя Гвиневрой! Ну разумеется, я видела, что бедный мальчик, мягко говоря, не в порядке, вот только помочь, к моему великому сожалению, ничем не могла. Законы магии выдуманы не мной, а они гласят однозначно: ведьма не должна оказывать человеку помощь прежде, чем ее об этом попросят. Иначе колдовство просто не подействует.

Гвиневра скептически покачала головой:

– Ладно, не могла помочь, так хоть намекнула бы, что ли! Дескать, женщина, у твоего парня не все ладно по магической части…

– А сама-то ты почему молчала? – сердито вмешалась Эмили.

– Я?! – Фея картинно вытаращила глазищи. – Я молчала? Да я ему сколько раз говорила: ты опасный, ты чудовище, у тебя целая прорва сущностей в одном-единственном теле! А проклятый он или от природы такой – откуда мне было знать? Я же не ученая ведьма, а бедная маленькая фея, невинная и наивная, как дитя!.. Да, а что ты там прячешь под платком? – перебила он сама себя. – Не томи, мне же интересно! Я уже вся извелась!

– А! – спохватилась ведьма. – Это же «кровь черных песков»! Принесла показать Берти его проклятие.

– Правда?! – оживился тот.

– Да, что у вас там? – поддержал Саргасс при всей своей невозмутимости, и он оказался не чужд простого человеческого любопытства.

– Ну, смотрите! – Агата жестом балаганного фокусника сдернула платок…

Это действительно была редкая гадость.

Сначала она показалась Веттели дегтярно-черной, вязкой, медленно кипящей жижей, наполовину заполнившей толстостенную полуторагаллонную бутыль. Но пригляделся и увидел: