Она умерла как леди - Джон Диксон Карр

– Надо занести шезлонги, – сказал он. – Им уже довелось побывать под дождем. Прошу меня извинить.

– Дорогой, ты насквозь промокнешь! – воскликнула Рита с той страстной наивностью, что заставила бы меня улыбнуться, если бы ситуация не была столь напряженной.

Мы с Ритой направились к входу в коттедж. По пути она заламывала руки. И еще, оказавшись с ней рядом, я понял, что Рита под хмельком.

– Это невыносимо, – решительно заявила она. – Я предпочла бы умереть.

– Не говорите чепухи!

– Вы уверены, что это чепуха, доктор Люк? По-моему, не уверены.

– Не надо об этом, моя милая. Лучше скажите, что за игру вы затеяли?

– Значит, вы видели нас в беседке. Так и знала, что видели. Что ж, мне-то все равно…

– Я говорю не о беседке. Скажите, кто перерезал телефонный провод.

Застыв на месте, Рита нахмурила тонкие брови – в таком замешательстве, что я не мог усомниться в ее искренности.

– Бога ради, о чем вы говорите? Не резала я никаких проводов. Я вообще в них не разбираюсь. – Ее глаза вспыхнули от любопытства. – То есть провод перерезали? У нас дома? Что, по-вашему, это значит?

Не дав мне шанса ответить, она открыла дверь и юркнула в прихожую.

В просторной гостиной, а также в смежной с ней столовой горел свет. Отделанная бело-синим атласом, залитая мягким светом ламп под желтыми абажурами, комната производила впечатление, будто здесь следят за порядком. Над камином висел портрет Риты кисти Пола Феррарза. Блестела медная дровница, на полу лежали пушистые ковры, на приставном столике стояла бутылка, а рядом с ней сифон.

У радиоприемника сидел Алек Уэйнрайт со стаканом в руке.

– Мм… Здравствуй, дорогая, – вполголоса сказал он и глотнул разбавленного виски. Этот глоток согрел и оживил его. – Мы тебя искали.

– Мы с Барри ходили на теннисный корт, – пробормотала Рита.

– Ах вон оно что. Хорошо ли провели время?

– Нормально. Ты затемнил окна? Не забывай, у Марты сегодня выходной.

– Все сделано, дорогая. – Алек описал бокалом широкую дугу. – Твой муженек ни о чем не забыл. Сегодня мы славно повеселимся.

Рита сделала невероятно трагическое лицо. Еще немного – и я услышал бы скрежет ее зубов. Как видно, она разрывалась между искренней нежностью, что питала к Алеку, пока тот изо всех сил боролся с алкогольным дурманом, и в равной степени искренним желанием запустить в него каким-нибудь предметом мебели. Но нежность одержала верх, и Рита заговорила с напускным весельем и даже некоторым кокетством:

– Доктор Люк сказал, что кто-то перерезал телефонный провод. Что бы это значило?

– Дело рук треклятого Джонсона, – помрачнел Алек. – Он пробрался в дом и все испортил. Просто чтобы мне досадить. Ничего серьезного. Но если потребуется позвонить в полицию или пожарную часть…

– Мне надо выпить, – заявила Рита. – Почему же, во имя всего святого, никто не предложит мне выпить?

– Бутылка на столе, моя радость. Угощайся. Не будем слушать пугающих нотаций доктора. Ведь сегодня особенный вечер.

– Я хочу не просто виски, а виски со льдом! – прикрикнула Рита. Ее голос прозвенел по всей комнате, но она тут же взяла себя в руки и вымученно улыбнулась мне, будто показывая, что все в порядке. Хотя ее руки дрожали. Щелкая по паркету деревянными подошвами сандалий, Рита отправилась в столовую, а возле кухонной двери замерла и обернулась.

– Я предпочла бы умереть! – крикнула она через обе комнаты не то чтобы громко, но с необычайным напором, а затем распахнула пендельтюр[1] и скрылась в кухне.

Алек удивился, но не сильно. В свете стоявшей рядом лампы крупные черты его лица уже не казались безвольными и безжизненными. Широкий рот подергивался, но нечасто. Алек умылся и тщательно расчесал редкие волосы.

– Наверное, ей нездоровится, – сказал он. – Обилие физических нагрузок, да при такой жаре… Я постоянно говорю ей… Ага, мальчик мой, входите! Присаживайтесь! Налейте себе выпить!

По крыше коттеджа звучно барабанил дождь. В гостиную, вытирая руки носовым платком, вошел Барри Салливан. Он немедленно занял оборонительную позицию и ощетинился будто еж. Вряд ли это могло укрыться от глаз Алека. Юноша страдал от угрызений совести куда сильнее, чем Рита.

– Спасибо, сэр. – Он взял со стола бутылку. – Выпью глоточек, если вы не против. Обычно я не пью, но сегодня…

– Сегодня особый случай, верно?

Выскользнув из пальцев Барри, стакан упал на столешницу, а затем скатился на пол, но уцелел, поскольку приземлился на мягкий ковер. Парень немедленно бросился за ним, упав на колени, будто сломанная рама для сушки белья. Выпрямляясь, он не смотрел на Алека.

– Я, наверное, самый неуклюжий увалень на свете! – возопил он, сопроводив эти слова столь энергичным жестом, что на сей раз едва не разбил стакан о бутылку. – Понять не могу, почему так вышло. Он сам, вот, смотрите! Просто взял и выскользнул!

Алек усмехнулся. Его веко едва заметно дернулось.

– Ничего страшного, дорогой мой мальчик! Главное, не разбейте бутылку! – При этих словах Алек так развеселился, что даже хрюкнул от радости. – А теперь присаживайтесь. В восемь тридцать включим радио…

– Радио?

– Будут передавать постановку, и Рита хотела ее послушать. – Он взглянул на меня. – Да, это действительно будет «Ромео и Джульетта». Я сверился с программой в «Радио таймс». А потом как раз начнутся девятичасовые новости. Ей-богу, надо было пригласить Пола Феррарза с этим его гостем.

Скрипнул кухонный пендельтюр, и в столовую, стуча каблуками и позвякивая льдом в бокале джина с лимонным соком, ворвалась Рита.

– Что там насчет Пола Феррарза? – довольно резко спросила она и, поднося бокал к губам, машинально бросила взгляд на портрет над камином.

Умел ли Пол Феррарз рисовать? Этот вопрос оставим критикам. Я лишь скажу, что, на мой вкус, этот поясной портрет вышел исключительно красивым. Пол изобразил Риту в вечернем платье, с бриллиантовым ожерельем на шее и бриллиантовыми же браслетами на запястьях. Этот последний штрих казался Рите дурновкусием, но работу заказывал Алек, и он остался чрезвычайно доволен результатом.

Однако в этом портрете таилась какая-то насмешка. Хотя Пол, несомненно, изобразил знакомую всем нам Риту и подчеркнул ее красоту, некоторые нюансы ее полуулыбки могли бы огорчить Алека, будь он в силах понять, что за ними кроется. Сама же Рита относилась к этой картине с неприязнью, а в тот вечер по некой причине быстро отвела от нее взгляд и повторила:

– Что там насчет Пола Феррарза?

– У него гость, любовь моя.