Воздушный замок - Дональд Уэстлейк

Вжик-вжик-вжик снуют автомобили, а потом вдруг: вжик-плюх. Вжик-вжик-вжик – вжик-плюх! Вжик-вжик-вжик – вжик-плюх! И так целый день напролёт. Это нервирует, во всяком случае тех случайных очевидцев, что целый день торчат на одном месте, вместо того, чтобы идти по своим делам.

Во вторник, в самый разгар солнечного дня, такой очевидец мог бы заметить среди прочего снующего и пищащего транспорта чёрный «Фольксваген-Жук» с откидным верхом, выглядящий как миниатюрная командирская машина. Спереди и сзади на нём красовались белые овальные номерные знаки Западной Германии. Руди Шлиссельман, выдающийся взломщик, сидел за рулём и ругался по-немецки на французов – водителей окружающих автомобилей. Рядом с ним, нервно пережевывая таблетки от несварения желудка, находился Отто Берг, последний из «счастливых бродяг». На заднем сиденье, вытянувшись, как струна, не глядя по сторонам и терпеливо снося какофонию уличного движения – как он терпел, до определённого предела, любые глупости – помещался Герман Мюллер, глава команды.

Вжик-плюх. «Фольксваген» исчез.

Вскоре после этого, если бы наш случайный очевидец всё ещё стоял бы столбом на том же месте, он заметил бы маленький красный «Фиат», лавирующий среди синих и белых «Рено» и «Симок».[25] Управлял «Фиатом» Анджело Сальвагамбелли; его зубы сверкали в широкой улыбке, ветер трепал блестящие чёрные волосы, а вокруг шеи был небрежно повязан белый полиэстеровый шарф. Рядом с ним, в ужасе глядя моргающими глазами на шумные автомобили вокруг, людей и солнечный свет, сжался на сиденье Вито Палоне – преступник-профи в отставке, по общему желанию вытащенный из мест не столь отдалённых. Или, по крайней мере, по желанию Розы Палермо, которая с трудом втиснулась на маленькое заднее сиденье «Фиата». С этого командирского мостика она теперь так и сыпала указаниями и предостережениями, касающимися дорожного движения, которые Анджело жизнерадостно игнорировал.

Вжик-плюх. Прощай, «Фиат».

Почти без перерыва внимание нашего праздного наблюдателя привлёк бы самый крошечный, самый старый, самый помятый и потрёпанный серый «Рено», какой только можно встретить на улицах Парижа. Поскольку его регистрационный номер начинался с «75» (код для парижских машин), этот зачуханный «Рено» наверняка часто появлялся на улицах города – остаётся лишь удивляться, как его до сих пор не отловили вместе с другими бродячими собаками.

За рулём этой «дворняги» в полном одиночестве – кто ещё, кроме водителя, согласился бы сесть в такую колымагу – сидел, ссутулившись, Шарль Муль – пианист и экзистенциалист, с тлеющей сигаретой в углу рта.

Вжик-плюх! Пошёл прочь, «Рено».

Спустя несколько минут безделья, наш очевидец (неужели он бездомный?) увидел бы, как по улице, весело петляя в потоке автомобилей, едет велосипед-тандем; впереди – Жан Лефрак, сзади – прекрасная кошечка-воровка Рене Шатопьер. Этот велосипед со своими привлекательными седоками, будучи выше, стройнее и пронырливее большинства других участников движения, не только притягивал к себе завистливые взгляды, но и двигался быстрее.

Вжик-плюх. Велосипед поднажал и был таков.

Но что это едет? Лондонское такси… в Париже? И впрямь, а за баранкой всеобщий любимец Брадди Данк. На заднем сиденье с комфортом расположились сэр Мортимер Максвелл и Эндрю Пинкхэм, обсуждающие великие преступления века.

Вжик-плюх. Ныряй глубже, такси «Остин».

Наш очевидец, убеждённый, что видел всё, покинул свой пост. Но он ошибался. На той же улице появилось ещё одно транспортное средство – мотоцикл с коляской. Грозно рыча, он прорезал поток медленно движущегося транспорта. За рулём мотоцикла, с лицом, скрытым кожаными очками-маской, восседал Юстас Денч, профессиональный преступник, единственный автор и организатор операции. А коляску мотоцикла занимала поразительно красивая уроженка Эрбадоро с развевающимися по ветру волосами – Лиза Перес, ради которой, якобы, и затевалась вся эта авантюра.

Вжик-плюх. Мотоцикл вместе с коляской канул под землю.

Вниз по рампе, всё ниже и ниже, по извилистому серому бетонному туннелю, мимо парковок, заполненных спящими автомобилями, минуя более погружённые уровни, занятые лишь наполовину, оставляя позади глубины, где стоящие машины можно было пересчитать по пальцам, пока мотоцикл, наконец, не достиг самого дна, где припаркованных машин не было вовсе.

За несколькими исключениями. В самом дальнем углу, полускрытые бетонными колоннами, стояли: чёрный «Жук», красный «Фиат», обречённый «Рено», велосипед-тандем, теперь уже без седоков, лондонское такси с оранжевой табличкой «Свободно» на лобовом стекле, и дюжина разнообразных водителей и пассажиров этих средств передвижения.

Юстас направил мотоцикл к группе людей (состоящей из отдельных кучек; соотечественники продолжали держаться вместе и избегали общества незнакомцев) и затормозил, издав громкий треск. Сняв очки, Юстас соскочил с мотоцикла и с искренней улыбкой шагнул к собравшимся.

– Ну, что ж, – сказал он. – Все в сборе. Можем приступать.

Бедняга Вито Палоне не понимал по-английски. Он спросил на итальянском – единственном языке, которым владел:

– О чем речь?

– Что-что? – Юстас нахмурился.

Шарль Муль, хоть и был экзистенциалистом, не знал ни английского, ни итальянского. Поэтому, услышав вопрос Вито, он повернулся к Жану Лефраку.

– Что он сказал?

– Минуточку внимания, – попросил Юстас, воздев руки, словно пытался усмирить бунтующую толпу. Он чувствовал, что обстановка накаляется, и твёрдо решил не допустить взрыва. – Давайте разберёмся, – сказал он. – Давайте сохраним спокойствие и во всём разберёмся.

Отто Берг, чьё счастливое бродяжничество ограничивалось Германией, не знал ни одного из языков, звучащих сейчас на этом уровне парковки, поэтому потребовал ответа по-немецки:

– Может кто-нибудь мне объяснить – что происходит?

– Никто ни бельмеса не понимает! – вскричал бедный старый Вито, начиная закипать.

Юстас, тоже разнервничавшись, прикрикнул на Вито:

– Почему вы не говорите по-английски?

– Он итальянец, – пояснила Роза.

– Ты тоже итальянка, – указал на неё Юстас. – И при этом говоришь на английском.

– Без всякого удовольствия, – заметила она.

Тут вперёд протиснулся сэр Мортимер.

– Ну же, Юстас, давай начнём что ли? – сказал он.

Голоса слились в неразборчивый гул: каждый требовал объяснить, что именно было сказано, кем, кому, на каком языке и почему. Юстас отступил на шаг и в нарастающем ужасе обвёл взглядом собравшихся. Никто из них, кроме глав команд, не понимал английского.

***

Три часа спустя, Юстас с закатанными рукавами рубашки ощущал себя измученным, подавленным и даже отчаявшимся. Такие же чувства читались на лицах всех, кто его окружал.

После бесконечной череды переводов, возвращений к уже обсуждённому, недоразумений и попыток объясняться с помощью рисунков на пыльных кузовах автомобилей, он, наконец, был точно уверен, что ему удалось донести свой