Современный российский детектив - Анна Майская

— Спасибо! Внук у меня действительно хороший.

— Тогда давайте выпьем и за деда этого прекрасного внука!

— Но почему его нет? — спросил Григорий.

— Как нет. Есть. Он с тобой рядом сидит.

— Кто внук?

— Дед. Константин Петрович.

— Костя? — удивился Григорий.

— Что же тут удивительного, мы были подругами, а вы друзьями.

Костя выронил рюмку из рук и полез ее доставать.

— Не надо, дадим другую.

— Что же выходит, что мы с тобой сваты, Константин Петрович!

— Выходит так, Григорий Сергеевич!

И начались воспоминания, ахи, вздохи, даже предложение от молодых остаться с ними и сыграть свадьбы.

— Какие мы невесты! Старушки, одуванчики Божии, — проговорила госпожа следователь.

— Куда уж нам со свиным рылом да в калашный ряд, — ответил на ее явное выпрашивание комплиментов Григорий.

— И много у вас в списке еще деток?

— Хватает.

— Поедете?

— Раз уж начали дело, надо до конца довести.

— А про нас — то хоть вспомните?

— Думаю, что не только вспоминать придется, а частенько бывать, если примете.

— Что тут думать: — «Человек предполагает, а Бог — располагает». Поживем — увидим.

Целую неделю гостили они в доме своих обретенных родственников.

Но все-таки надо действительно пуд соли съесть, чтобы притереться друг к другу. Вот так с ходу, ничего бы не получилось в новой жизни. У всех были свои привычки, сложился уклад жизни и ломать его было трудно, сейчас им было уже не двадцать с хвостиком, а дело шло к закату и перестраивать жизнь трудно, даже невозможно.

Обменялись телефонами.

У путешественников пока не было ничего подходящего для оседлого образа жизни, поэтому решили вести продолжение родства по телефонам.

Рано утром гости отправились в дальний путь. Записная книжка предполагала еще один уральский заезд. В одном из поселков машина остановилась у домика, старого, покосившегося с маленькими окнами. Забор в дырах, вокруг заросшая трава. Видно было, что хозяева или больны, или бросили дом.

Постучали в калитку. Никто не ответил. Решили войти. Дверь в дом была не заперта. Григорий вошел в избушку и на него пахнуло чем-то гнилым, затхлым. Слабый голос спросил с постели:

— Кто там, проходите, я не могу встать.

Григорий включил свет и увидел на постели изможденную болезнью женщину. Впалые щеки, высохшие руки, взгляд полный боли и отчаяния.

— Ты кто? — спросила женщина.

— Я Григорий. Ищу Романову Елену.

— Это я. А тебе что понадобилось здесь, что-то я тебя не припомню.

— Дальнобойщик я. Помните? Большая машина, мы останавливались у вас несколько раз.

— Как не помнить. Меня за мой грех с тобой Господь наказал.

— Почему грех?

— Мать не послушала, тебя полюбила, а тебе я не нужна была, так баловство дорожное.

— Я так не думаю.

— Так оно так. Парня хорошего обидела. Он на мне жениться собрался, а я с тобой загуляла. Вот теперь и мучаюсь за свой грех.

— Все мы заболеть можем.

— Да не за всех дети расплачиваются.

— Какие дети?

— Сын у тебя родился, повредили ему головку при рождении в роддоме, он ни ходить, ни говорить не может, а тут я заболела и пришлось мне его отдать в дом, где калеки да разные уродцы находятся.

— И сколько он там находится?

— Более восьми лет. Пока могла, сама за ним смотрела, а теперь и я и он беспомощные.

— Скажи Елена, чем я тебе помочь могу?

— Яду дать, чтоб мучиться перестала. О сыночке Юрочке душа вся изошлась, а я проведать его не могу.

Он вышел во двор, обрисовал ситуацию и Петрович решил поместить Елену в больницу с хорошим уходом. Он немедленно нашел главврача и тот внимательно выслушав, сказал:

— Мы живем очень бедно, но готовы помочь женщине. Вам надо через райздрав оформить путевку платную и чтобы она постоянно находилась тут. На коммерческой основе мы можем принимать больных.

В тот же день Елена была перевезена в больницу в платное отделение, ей наняли дополнительно сиделку, так как ухаживать за собой она не могла. Оплачено было на несколько лет вперед и теперь друзья отправились в дом, где находился сын Григория — Юрий.

На проходной их не пропустили. Окруженная высокой оградой больница с мрачными зарешеченными окнами более походила на тюрьму, чем на лечебное заведение. Григорий сунул сто долларов сторожу и тот пропустил его к главврачу.

Пока он шел по аллее, заросшей травой, неухоженным кустарникам, ему попались дети, сидящие на скамейке. Все они серые, с психическими отклонениями, не умеющими самостоятельно ходить, кто ползал, кто передвигался как ребенок ногу под себя и вперед, кто просто сидел и раскачивался на траве. У некоторых не держались головы, были запрокинуты, но чтобы не поломались шейные позвонки, их шеи окружали воротнички с твердой основой, как будто это было королевское платье. Ни у кого их них, даже маленьких, не было игрушек. Григорий прибавил шагу, но глаза детей видели его и вдруг поднялся какой-то немой безысходный вой. Словно маленьких собачек обидели большие псы и они скулили от боли и обиды.

Он вошел в коридор. Палаты были открыты и там виднелись привинченные к полу стулья и кровати. Никаких простыней и подушек. Серые матрацы с вылезшей ватой. В одной из палат сидел взрослый человек спиной к двери и, беспрестанно раскачиваясь, выл.

Григорий зашел к нему, увидел раскосые глаза, и, вдруг этот человек встретился с его взглядом. Сначала он пригнулся, вдавил голову в плечи, как будто боясь удара, но потом, поняв, что его никто не собирается обижать, что-то невнятное забормотал, протягивая к Григорию руку. Другая висела неподвижно. Ноги, сухие, как щепки, были обуты в тапочки с дырявыми пальцами, без носок.

Рука тянулась к Григорию и он пожал ее, беспомощную, вялую руку. По глазам парня покатились слезы.

— Ам, — пробормотал он. — Ам, — и показал на свой рот.

— Значит голодный, — подумал Григорий.

— Я сейчас, принесу тебе что-нибудь, — сказал он и побежал по коридору в конец его.

Жалобный вой несся ему вслед.

Главврача он застал за обедом в обществе двух медсестер и сестры — хозяйки.

На столе врача стояли тарелки с борщом, жаркое, салаты, выпечка, бутылка водки.

— Кто такой? —