Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

После межвагонного мороза в отделении машиниста было не в пример жарко и душно, пахло углем и горячим металлом, а в ушах гудело от свиста пара и железного дребезга. Ни машиниста, ни проводника Митя не заметил, а увидел лишь потную спину раздетого до пояса кочегара, который подбрасывал уголь в топку.

Самарин покашлял для привлечения внимания, но шум работающего даже на холостом ходу локомотива заглушал все. Помахал руками. Кочегар обернулся, вытирая предплечьем потное лицо.

– Что случилось? Почему стоим? – крикнул Митя.

– Затор на путях! – отозвался кочегар, и Дмитрий не столько услышал это, сколько разобрал смысл по движению губ.

– Где машинист?

– Там! – рабочий махнул лопатой в направлении двери наружу.

Митя кивнул и открыл. В лицо ему тут же ударил порыв морозного ветра с охапкой колкого снега. Надо было, наверное, пальто накинуть. Да что уж теперь. Самарин спрыгнул с подножки, провалившись ботинками в снег, и увидел чуть впереди, в метели и желтом свете керосинового фонаря две фигуры. Двинулся к ним.

Проводник Григорий Фомич и машинист – худощавый мужчина лет сорока – разглядывали заметенные пути перед локомотивом. И подойдя ближе, Митя понял, что обильными осадками проблема не ограничивается. Если с сугробами на рельсах снегоотвал еще мог справиться, то лежащее поперек пути дерево было гораздо более серьезным препятствием.

– Нет, Алексей Тимофеевич, вдвоем тут не управиться, – проводник покачал фонарем, и круг неяркого света на миг выхватил из окружающей темноты высокие стволы елей, росших по обе стороны от железной дороги. Одна из них как раз и упала на рельсы.

– Помощь нужна? – спросил Митя.

Машинист повернул к нему хмурое лицо.

– Вы кто и что тут делаете?

– Пассажир. Просто вышел узнать, что случилось.

– Вот что, – Алексей Тимофеевич пнул ногой толстый ствол. – Стрелки еще обледенели. Со стрелками мы бы управились, но это…

– Бригаду бы вызвать со станции, – задумчиво протянул Григорий Фомич. – Всего-то четыре километра…

– Не думайте даже! – отрезал машинист. – Я вас в темноту и метель одного не отправлю. У вас вон пассажиры бродят, вот ваша забота.

Пассажир Самарин поежился от очередного ледяного порыва ветра, засунув руки поглубже в карманы:

– То есть подмоги нам ждать неоткуда?

Машинист словно проигнорировал его вопрос и задумчиво перешагнул дерево:

– Пилы-то нету. Топорик только. Если рубануть…

– Послушайте, – Митя снова попытался привлечь к себе внимание. – А если мы все вместе попробуем убрать дерево? Там, в вагоне, есть еще мужчины. Думаю, если попросить, никто не откажется. Все хотят приехать вовремя.

– А неплохая мысль, Алексей Тимофеевич, – проводник стряхнул налипший снег с шинели. – Встречный почтовый только в два пополуночи пойдет, нам никакого угля не хватит на холостом до ночи стоять.

– То есть предлагаете застудить пассажиров сразу?

– Если не откажутся. Выбор, Алексей Тимофеевич, простой – или десять минут на морозе, или до утра в холодном вагоне сидеть.

– Логично. Что ж, пойдемте. Попробуем уговорить мужчин, раз других вариантов не осталось.

Втроем они вернулись в поезд и, проходя по «стыку» вагонов, услышали это – пронзительный женский визг на предельно высокой ноте. Крик не удивления, а ужаса.

Митя вбежал в пассажирский вагон первым. Визжала бледная жена инженера, стоя в проходе и прижимая к подолу пальто зареванного ребенка. Муж ее с растерянным лицом топтался рядом, остальные пассажиры смотрели на это с разной степенью заинтересованности.

– Что случилось? Почему крик? – машинист оттеснил Митю плечом и подошел к женщине.

– Здесь труп! Он умер! У него глаза открыты! – она снова сорвалась на визг и показала дрожащим пальцем на спящего купца.

На мгновение наступила тяжелая тишина, потом по вагону пронесся сдавленный вздох. В дальнем углу кто-то всхлипнул, в другом послышалось бормотание, похожее на молитву, а Митя дернулся, машинально полез в карман, достал часы и откинул крышку, отмечая время: 18:07. Какая ирония, однако. Если жена инженера не ошиблась, вагон и вправду превратился в закрытое пространство с вероятным преступлением внутри, как и предполагала…

Он в упор уставился на свою соседку, Лидию Андреевну. Та замерла с очередной плюшкой в руке, как будто позировала для фотокарточки. Заметив Митин взгляд, удивленно моргнула, но не сказала ни слова. Ладно, с ней потом разберемся.

– Так, давайте без паники, – Алексей Тимофеевич нагнулся к столу, за которым спал купец, стянул перчатки и дотронулся пальцами до шеи, потом до запястья. Наклонился еще ближе, замер и выпрямился. Выражение лица его не предвещало ничего хорошего. – Вы правы, он умер.

По вагону прокатился второй тихий вздох, а жена инженера открыла было рот, чтобы издать очередной визг, когда возле нее вдруг возник Григорий Фомич:

– Пейте. Это валериана. Вам нужно успокоиться, – и чуть ли не насильно сунул стакан ей в руку.

Помогло. Женщина отпила, села на свое место и сжала стакан дрожащими пальцами.

– И мне тоже, – подала голос старушка с вязаньем. – Я сердечница.

– Разумеется, – ответил проводник. – Сейчас принесу.

– Так, – машинист обвел взглядом вагон. – Прошу всех оставаться на местах. Это, конечно, прискорбная неприятность. И к сожалению, она не одна. Но мы все уладим, не волнуйтесь. Сядьте все. Вы тоже, – повернулся он к Мите, но тот остался стоять.

Если еще несколько минут назад Самарин всецело был занят застрявшим на путях поездом, то мертвый купец вытеснил это происшествие без остатка. Профессионал остается профессионалом в любой ситуации, и Митя понял, что долг просто не позволит ему быть сторонним наблюдателем. Даже если окажется, что ничего криминального в смерти купца нет.

– Григорий Фомич! – позвал проводника Алексей Тимофеевич. – Купца мы с вами перенесем в багажный, а потом я попрошу мужчин помочь нам расчистить путь. На рельсах дерево, его надо убрать. Справимся быстро – и поедем дальше. Надеюсь, прибудем в Сергиев Посад лишь с небольшим опозданием.

– Нет, – сказал вдруг Митя. Спокойно, но твердо.

– Что – нет? – повернулся к нему машинист и нахмурился. – Сядьте на свое место, вы меня не слышали?

– Вы не будете трогать труп. И никто из пассажиров вагон не покинет.

Тишина вокруг стала гуще, плотнее. Митя буквально кожей ощущал это нарастающее напряжение, но понимал, что отступиться уже не сможет.

– Послушайте, юноша, – в голосе Алексея Тимофеевича пробилось явное раздражение. – Не надо со мной пререкаться. Я здесь старший и выполняю обязанности начальника поезда. Я на службе, и мое слово тут закон.

– Мое тоже, – Митя полез за пазуху, достал удостоверение и показал, изо всех сил сдерживая нервную дрожь в голосе и в пальцах. – Московская сыскная полиция, сержант Дмитрий Самарин. До тех пор, пока