Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Завидев сваху, Оленька испуганно воскликнула:

– Ой, Зинаида Порфирьевна, я вам так рада, да только платье ваше ещё не готово! Мы вас на будущей неделе ждём!

Зинаида Порфирьевна отечески (или всё-таки по-матерински?) погладила Оленьку по щеке и проворковала:

– Не беспокойся, милая, я сегодня не за платьем. Вот, конфет тебе привезла. Любишь их, я знаю.

Оленька быстро оглянулась на дверь, ведущую в глубь мастерской, и смущённо пробормотала:

– Вы меня балуете, Зинаида Порфирьевна.

– Хочу и балую! – отрезала сваха и уселась на диван. – Разве кто ещё побалует тебя? Кроме работы и не видишь ничего! Давай, побеседуй с нами. Посидим, чаю выпьем с конфетами.

Оленька встрепенулась, бросилась за чаем. Алексей уселся в кресло, оглядывая приёмную. Всё в ней говорило о хорошем вкусе и высоких доходах хозяйки: и мраморные колонны, и дубовый паркет. Но только занимала мысли Алексея вовсе не обстановка, а нелепый вопрос: если Зинаида Порфирьевна шьёт здесь наряды, то как с неё снимают мерки? И знают ли они… о нём? Жаль, что спросить у дамы подобное невозможно совершенно. Даже если она не совсем дама.

Оленька обернулась быстро, и спустя несколько минут все чинно пили чай. С подаренными конфетами, которые мужчины деликатно старались не есть. Ключевой вопрос, на правах старой клиентки, задала Зинаида Порфирьевна. Оленька вздрогнула, на всякий случай снова оглянулась на дверь, ведущую вглубь, и полушёпотом зачастила:

– Ой, вы уже слышали, да? Такой скандал был, прямо ужас! Анна Юрьевна так кричала, так ругалась! Я прежде не видала её такой. Приехала, потребовала управляющего к себе и распекала его так, словно… Наденьку, которая заказ у Малиновской принимала, вызвали и сразу же, при Анне Юрьевне, уволили. Правда, на следующий день управляющий её обратно позвал, да только теперь она в мастерской сидит, к клиентам её не выпускают. И…

Алексей не удержался и перебил Оленькин поток:

– А что же, у вас это обычное дело, чтобы дамы похожие платья заказывали? Или Наденька своеволие проявила?

Оленька замолчала. По её виду было понятно, что ответ на вопрос очевидный, и всё смущение девушки связано с тем, как бы ответить деликатнее, на глупость гостю не намекая. Она недоумённо взглянула на Зинаиду Порфирьевну, та ободряюще кивнула, мол, что поделаешь, мужчины. И Оленька осторожно начала:

– Так Наденька вовсе и не виновата. Дамы… они ведь после каждой премьеры приезжают и заказывают, мол, хочу платье, как у Ермоловой[44] в последнем акте. Или вот как у Анны Юрьевны. А дальше уж от возможностей клиентки зависит. Если денег немного, то крой будет похожим, а кружево подешевле возьмут и декора поменьше. И вроде как по-другому выходит. Сейчас, конечно, меньше повторов заказывают, пытаются казаться скромнее, балов совсем нет, все ж война. Но раньше-то постоянно было![45]

Оленька замолчала, не зная, как ещё объяснить глуповатому гостю столь обыкновенную вещь. На помощь пришла Зинаида Порфирьевна:

– Вы, Алексей Фёдорович, очевидно, полагаете, что дам заботит их собственная самобытность? Вовсе нет! Гораздо важнее быть похожей на тех, чьё положение чуть выше. Так и мужского внимания больше, и в целом… выгоднее получается.

Оленька согласно закивала:

– И с платьев Анны Юрьевны мы тоже много раз повторы делали. Она только посмеивалась, мол, не дотянутся до меня. А тут вдруг разгневалась. Так неожиданно…

– И когда же случился этот скандал, когда Анна Юрьевна Наденьку распекала?

– Так два дня тому назад. Мы уж работу сворачивали, вечер был.

– В тот день, когда церковь взорвалась?

– Да, да! Божечки, как я испугалась тогда! Взрыва-то мы не слышали, а Машенька прибежала, вся в волнении, и говорит…

Рассказывая об этом, Оленька развернула очередную конфету, положила в рот и неудержимо закашлялась. Алексей вскочил, обхватил девушку за талию, пытаясь оказать помощь… и увидел лицо Зинаиды Порфирьевны. И сразу стало ясно, почему, забросив дела, Зинаида Порфирьевна поехала с Алексеем в ателье; почему купила столь дорогие конфеты; почему предпочитает жить в тучерезе (который буквально в трёх шагах), а не уезжает дальше в приличное жильё.

В глазах газетной свахи была ревность, злая и обречённая.

Алексею стало неловко, будто он заглянул в чужую интимную жизнь. Он аккуратно отпустил девушку, и она тут же стыдливо сбежала куда-то за штору.

Гости же, подождав пару минут, сочли приём законченным и вышли из мастерской. На пороге распрощались, вежливо и сухо со стороны Зинаиды Порфирьевны, слегка виновато – со стороны Алексея. Совместных дел у них больше не было, и каждый пошёл своею дорогой.

Глава 18

Гибель момордики

Что невероятным образом изменилось в жизни Алексея в последние дни, так это отношения со временем. Когда они распрощались с Зинаидой Порфирьевной, день ещё не достиг полудня, но казалось, будто всё, что должно случиться, уже произошло.

Алексей неспешно брёл в свою квартиру освежиться после бессонной ночи да обдумать произошедшее. Идти далеко, и это хорошо, размеренная ходьба упорядочивает мысли как ничто другое.

Утро, проведённое с Зинаидой Порфирьевной, несомненно, расширило кругозор Алексея (особенно в сфере женских взглядов на жизнь), но особых подвижек в расследовании не принесло. Хотя пулевое отверстие в теле Глафиры Степановны непрозрачно намекает, почему господин Макрушин был так уверен, что это именно убийство, а не случайная гибель при взрыве. И теперь понятно, что искала полиция в доме Алексея: пистолет. Или, может, револьвер. Алексей вдруг почувствовал, что ему даже немного обидно не знать, из какого именно оружия он убил госпожу Малиновскую.

То, что Малиновская пожелала уязвить давнюю соперницу, было понятно. То, что выбрала для этого похороны мужа, было странно. Хотя где ещё соперницы могли встретиться лицом к лицу? Странно, что Алексей никаких выстрелов не слышал, хотя был неподалёку. И скорее всего, после взрыва убийца был рядом с ним. Но кто это?

То, что госпожу Вельскую разгневала провокация Глафиры Степановны, ещё не означает, что она причастна к убийству. Что бы ни предположили они с рыжим, после похорон на кладбище Вельскую никто не видел, а вот Варвара Дмитриевна оказалась к этой истории слишком близко, и это огорчало. Варя знакома с Диомидом, она была и на кладбище, и в чайной, появилась аккурат перед взрывом и исчезла после. Она выманивала у Малиновского деньги, а с появлением в раскладе политического кружка об их назначении догадаться нетрудно. Но есть