Гром над пионерским лагерем - Валерий Георгиевич Шарапов

— Сделаю, Виктор Робертович, — сглотнув, пообещал Пельмень, — я засветло еще схожу поработать, а то при керосинке неловко.

— Добро.

Уже за полночь в его комнату (отдельную, между прочим) ввалился довольный жизнью Анчутка. Пельмень валялся пластом на койке, а под плотным ватным матрасом скрипели иудины купюрки, полученные от Князя, и настоящие деньги, украденные у благодетеля Эйхе.

Анчутка ввалился по старой привычке, плюхнулся в ноги на ту же кровать, почитая все Андрюхино своим, а все свое — Андрюхиным. Друг сиял начищенным пятаком, благоухал одеколоном, и голубые гляделки сияли, как у кота, объевшегося сметаной. Моментально без слов все понял, с одобрением ткнул в бок.

— Ну и правильно все сделал! И даже не сомневайся.

— Отвали, — рыкнул Пельмень, отворачиваясь.

— А я от Светки только, — Анчутка потянулся с аппетитом, — все на мази! Мямлит что-то про деньги, но так-то согласилась. Вот только еще немного поднакоплю — и махнем с ней на юга, в Крым. Домик у моря сниму, с террасой. Буду по утрам кофе пить, а она ромашки поливать.

— Сгорит все к чертовой матери, — каркнул Андрюха.

— Почему?

— Потому что нечестно нажито.

— Айда с нами.

— Да пошел ты.

Яшка ни на полпальца не обиделся, только фыркнул и сообщил:

— Мне в командировку, кстати… Что Николаич сказал?

— Николаич сказал, что ты дурак, — наябедничал Пельмень, — и чтобы не совался.

Анчутка огорчился:

— Вот те раз. Чего так?

— А вот так. Акимов там рыскал, я еле ноги унес.

— Что, замели малину? — перепугался Анчутка.

— Успокойся. Но Князь сказал не соваться, с Сонькой передаст.

— С мелкой, что ли? Доверять такое дело…

— Да ей поболе твоего доверить можно. Все, отвали.

Помолчав, Яшка снова принялся тормошить приятеля:

— Пельмень, а Пельмень! Ну-у-у-у! Не кисни ты! Ты скажи лучше, на что тебе бабки-то? Тебе ж вроде как ничего, кроме работы, не надо?

Андрей сначала ответил, не оригинальничая:

— Да пошел ты. — Но потом все-таки не выдержал и поделился: — Есть мысль. В деревне у меня земелька должна была остаться, вот я бы там… дом построил, яблонь новых насадил, корову…

Он замолчал. Вспомнил ее, черно-белую, ласковую, как она плакала, когда фриц прикладом ее гнал из сарая, как стрелял, гогоча. Как корчились в огне яблони, еще дедом посаженные.

Анчутка одобрил, не понимая:

— Корова — это вообще дело хорошее.

— Черт вас всех подери. — Пельмень резко отвернулся к стене, уставился в стену, на которую ложился лунный свет, тонкий, яркий, как лезвие. И было тошно думать, что, даже если и будет когда-нибудь этот самый дом, будет в нем нечто позорное из-за тех денег, что сейчас под матрасом.

Глава 26

В этот вечер Колька Пожарский собрался сгонять порыбачить. Заварил манной кашки, и уже прям пальцы дрожали от предвкушения упругого дрожания бамбукового удилища, и перед глазами дрожал поплавок, который скользит у камышей, где любил стоять плотвиный косяк. А к вечеру — уха на костре, хлебушек с поджаренной корочкой, мирное небо над головой…

Не стало никакого мирного неба. Его заволокла, как тощая грозовая туча, нагрянувшая Светка.

— Коля. Маслов заболел.

— Твою ж… — сказал Колька, но вовремя спохватился и завершил ругань про себя.

Премилейший отпуск получается.

Теперь еще и рыбалки не будет, ибо Маслов изволили заболеть, значит, Пожарскому водить… то есть дежурить вне очереди. Не хотелось. Порядком поднадоели эти милые крошки. Но хотя бы Соньку перестали цеплять, так что теперь ночью можно спать спокойно, не опасаясь, что поутру придется детские кишки собирать по веткам.

Но тут Светка сообщила:

— За Соней присмотри, будь добр. Ухо, что ли, застудила, хнычет в обнимку со своим медведем! И ведь только что из дома.

— Чего это она из дома среди недели? — заинтересовался Колька.

— А у нее до того что-то с животом было. Отводили к Наталье.

— Так и сейчас домой бы ее сплавили — и все.

— Щаз. Оля попробовала Наталье заикнуться — она тотчас заткнула: все вопросы, говорит, маме адресуй, я ее замечания дорабатываю. Денно, говорит, и нощно.

Колька собрался по-быстрому, сунул в карман спутавшуюся насмерть леску — как раз будет занятие на ночь, — и пошли они со Светкой в лагерь. Несмотря ни на что, настроение у Пожарского было самым радужным, он то и дело подтрунивал над девчонкой. Только она была в каком-то необычном сумрачном настроении, отвечала односложно или вообще отмалчивалась. В конце концов Кольке это надоело, и он прямо спросил:

— Света, случилось что?

— Ничего.

— А я вижу, что случилось. Выкладывай.

И Светка, для порядка помявшись, вывалила все свои горести так: она считает, что Яшка что-то крутит, мутит и вляпался в очередную трясину. Ну а кому она могла еще пожаловаться? Подружки не поймут, брат Санька ответит одним: связалась с хлыщом — вот и хлебай (они с Анчуткой давно помирились, но Приходько злопамятный). Колька — это почти что старший братан, в любом случае умнее, чем эти все… неумные!

Новость Кольку ни на полногтя не удивила. Чего-то подобного надо было ожидать после того, как эти двое свалили с фабрики к Эйхе на хлеба, за высокий забор, куда посторонним хода нет. В точности, как было с Кузнецовым. Только Максим Максимыч хоть и вор, но мужик порядочный, а этому ни капли доверия нет. Колька решил выяснить подробности:

— С чего взяла-то?

— Как это «с чего»? Снова деньги появились.

— Зарабатывать стал лучше.

— Ага, — ехидно поддакнула Светка, — прям так лучше, что собрался дачу в Крыму покупать? Что он там, в ДПР, вшей на мясо разводит?

Колька спросил по сути:

— Какая дача и какой Крым?

— А такая, что он на полном серьезе говорит: уедем уже к осени и будем, как это там… пузо на камнях греть.

— Болтает.

— Если бы только болтал, — возразила она, — вещи новые появляются, часы купил себе.

— Поигрывать начал?

— Нет.

— Откуда знаешь?

— Шпионила.

— И не…

— Нет, не стыдно. И вот что я заметила: только вернется из командировки — и тотчас начинает сорить деньгами. А перед отъездом — обязательно наведывается к тетке Наталье.

— Зачем?

Светка развела руками:

— Мне почем знать? Врет, что свет ей проводит, что ли.

— Почему врет-то, фонарь висит?

— Да-а-а-а? И сколько же времени надо, чтобы весь такой огромный дом осветить, а? — И девчонка решительно подвела черту: — Колька, тут не то что-то. И обрати внимание, Сонька какая стала: приличная, спокойная — так было только тогда, когда дед Лука дома был, то есть этот… дядя Миша. Я помню.

Колька согласился: да, изменилось поведение Сони, но он-то приписывал это своему педагогическому успеху. Тут Приходько,