Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Тогда я не был пьян, – быстро сказал он. – Все началось потом.

Она ему не поверила. Встав с дивана, она пошла в его спальню за дорожной сумкой, которую уже собрала, и своим пальто. Когда она вернулась, Мерфи был уже на ногах.

– Робин, клянусь, завтра я снова пойду в группу анонимных алкоголиков, и это прекратится…

– Мне нужно… не быть здесь, – сказала Робин, надевая пальто. Внутри у нее все похолодело. Уже несколько месяцев она чувствовала себя виноватой за то, что солгала ему по недосмотру, пока он скрывал эту огромную тайну.

– Это все? – спросил он, и в его голосе слышалась паника. – Все кончено?

– Мне нужно время, – сказала Робин.

– Ты любишь меня?

– Да, – автоматически ответила она.

– Дом…

– Нам нужно отозвать предложение, – сказала Робин. Она тоже об этом думала, пока он забирал телефон из какого-то паба, где был, если только он на самом деле не ходил в спортзал и не сидел в кафе, попивая неразбавленную водку и притворяясь, что восстанавливает водный баланс после тренировки.

– Нет, – сказал Мерфи. – Робин, пожалуйста…

– Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы протрезветь, – сказала Робин. – Мы не собираемся добавлять переезд ко всему остальному. Я позвоню тебе, когда…

– Решишь, как мягко сообщить мне, что все кончено? – спросил Мерфи, снова начиная рыдать. – Робин, не уходи. Пожалуйста, не уходи. Клянусь, я исправлюсь…

– Поговорим завтра, – сказала Робин. Она вскинула сумку на плечо и вышла из дома.

Глава 92

Мой мальчик, наши матери не родили двух королей…

А. Э. Хаусман

IX, Последние стихотворения

Страйк предположил, что Робин слишком хорошо проводит вечер с Мерфи, чтобы отвечать на звонок, что несколько притупило его чувство торжества по поводу неожиданного прозрения о Барнаби. Уставший, но не желающий возвращаться домой и тосковать на чердаке, он решил отправиться в Харлесден, к последнему известному адресу матери Джима Тодда, Нэнси Джеймсон, урожденной Филпотт.

Спустя сорок минут после того, как он съехал с Карнивал-стрит, он подъехал к парковке, с трех сторон окруженной малоэтажными жилыми домами. Даже в полумраке Магдален-корт выглядел унылым местом; Страйк выбрал бы Карнивал-стрит и вид на свалку. Повсюду был разбросан мусор. Небольшой участок мертвой травы рядом с парковочным местом Страйка был засыпан окурками. Несколько серых стен покрывали граффити. Здания были бетонными и в своем разбавленном брутализме напоминали дешевую дань уважения Национальному театру. Длинные серые балконы тянулись по всему этажу, двери располагались на равном расстоянии друг от друга. Прищурившись, Страйк увидел освещенную квартиру Нэнси Джеймсон, номер 39, на втором этаже среднего дома. В ее окне горел свет.

Группа из пяти молодых людей стояла неподалеку от того места, где припарковался Страйк, куря электронные сигареты, и все с подозрением разглядывали "БМВ". Двое из них были белыми, двое смуглыми, а последний – черным. Страйк направился прямо к ним, попав в клубы каннабисного пара.

– Дам каждому из вас по пять фунтов, если, когда я вернусь вниз, машина будет в том же состоянии, в котором я ее оставил.

– Что? – сонно спросил один из белых парней. У него были длинные сухие волосы, обесцвеченные перекисью, и толстовка с надписью WACKEN OPEN AIR.

– Ладно, – сказал чернокожий парень, высокий, жилистый, и, несмотря на прохладу вечера, на нем не было куртки поверх футболки со Снуп Догом.

Страйк направился к лестнице, видневшейся на углу среднего здания. Внутренние стены тоже были расписаны граффити, и кто-то недавно то ли бросил карри через перила, то ли его стошнило. Страйк, живший в таких местах с матерью, вознес про себя благодарственную молитву, что больше ему это не грозит.

Он поднялся на балкон второго этажа и постучал в дверь квартиры 39. Никто не ответил.

Взглянув вниз, на передний двор, он увидел пятерых юношей, пристально смотревших на него.

– Вы знаете Нэнси Джеймсон? – крикнул он им сверху вниз.

Один из двух парней из Южной Азии, у которого была клочковатая борода, крикнул в ответ:

– Она будет в ярости.

Его товарищи рассмеялись. Страйк снова постучал. Никто не ответил.

Он подошел к окну, чтобы посмотреть, но из-за грязных тюлевых занавесок было почти невозможно разглядеть что-либо, кроме того, что горела лампа. Тем не менее, понаблюдав несколько секунд, он заметил какое-то движение в углу комнаты.

Он вернулся к входной двери и постучал в третий раз. Ответа не последовало. Он вернулся на парковку.

– Ты знаешь Нэнси, да? – спросил он бородатого юношу, приближаясь к группе.

– Да, она настоящая старая стерва, – сказал подросток под одобрительное бормотание и смех своих друзей.

– Видел ее в последнее время?

Мальчик покачал головой.

– Кто-нибудь из вас? – спросил Страйк, оглядывая группу.

– Я видел ее, – сказал второй белый парень в форме футбольной команды "Миллуолл". – С толстяком.

– Моложе, чем она?

Мальчик пожал плечами. Страйк помнил, как сам был в этом возрасте; все, кому за сорок, выглядели дряхлыми.

– Хорошо, – сказал он. – У меня есть основания полагать, что Нэнси могла нанести себе травму и не может открыть входную дверь.

Это было шаткое оправдание, но, поскольку юноши в любом случае станут свидетелями его действий, Страйк решил, что пора заложить основу защиты. Он вернулся к машине и достал из бардачка связку отмычек.

– Ты собираешься вломиться? – с интересом спросил бородатый юноша.

– Это не взлом, – соврал Страйк.

– Можно нам пойти? – спросил юноша в футболке "Миллуолла".

– Ты тоже волнуешься за Нэнси, да? – спросил Страйк.

– Да, – сказал второй из мальчиков южноазиатского происхождения, который был единственным в пальто, и чьи прыщи выглядели болезненными. – Мы очень волнуемся.

– И ты считаешь, что мне следует пойти туда и проверить ее, да? – спросил Страйк, все еще думая о том, что он мог бы сказать адвокату.

Мальчик с прыщами рассмеялся.

– Да, – сказал он. – Определенно.

Страйк предположил, что их интересуют отмычки, а может, они хотели увидеть пьяную ярость старухи, когда в ее квартиру войдет незнакомец. Он сомневался, что в воскресный февральский вечер в Магдален-Корт есть чем заняться.

– Мне нужно, чтобы хотя бы один из вас присмотрел за моей машиной, – сказал он.

– Тот, кто присматривает