Диагноз с пулей в сердце - Владимир Григорьевич Колычев
— Но ведь пытались, задерживали. Значит, успели ее спасти.
— В третьем случае подозреваемый никого не душил, просто занимался любовью со своей бывшей женой. Мне померещилось, что Шмелев душит свою бывшую жену.
— Почему померещилось?
— Потому что мне действительно казалось странным, что преступники душат женщин… Кстати, в четвертом случае преступник даже не успел наброситься на свидетельницу. Я пришел слишком рано…
— Но тем не менее.
— Как бы там ни было, но я раскрыл все четыре убийства.
— Вы в этом уверены? — прямо спросил Глотков.
— В том, что я раскрыл эти убийства?
— А если на самом деле убийства раскрыл Ямщиков? Я слышал, он был талантливым следователем и раскрывал самые запутанные дела.
— Ямщиков?! Талантливый следователь?.. Ямщиков пытался подставить меня, подложил мне в машину запрещенные таблетки.
— Вы в этом уверены?
— Есть видеозапись, подтверждающая это.
— Где эта видеозапись?
— Там же, где и запись с домашней видеокамеры. Подтверждающая то, что в момент убийства Ямщикова я находился дома.
— Мне ничего не известно об этой записи.
— А вы поинтересуйтесь! Если вы действительно выступаете как независимое от следователя Криулина лицо… Или следователя Криулина также не существует?
— Не существует так же, как кого? — спросил Глотков. — Или чего?
— Ну, по-вашему, выходит, что никто никого не душил и я никого не спасал.
— Я не знаю, я буду разбираться. Мне придется в этом разобраться… Следователь Криулин действительно существует. И следователь Ямщиков действительно существовал… Я разберусь, я обязательно во всем разберусь, — пообещал доктор. — И завтра мы с вами предметно об этом поговорим. И сейчас я очень прошу вас, Корней Евгеньевич, давайте без самодеятельности. У вас отдельная палата, подселять к вам никого мы не планируем, вы находитесь на положении должностного лица со всем вытекающим из этого уважением к вашей персоне, сейчас вам сделают легкий успокоительный укол, поверьте, никто не собирается вас залечивать, кормят у нас хорошо… В общем, я очень рекомендую вам не покидать пределов своей палаты. И уж тем более не предпринимать попыток бежать за пределы стационара. В противном случае мне придется… я вынужден буду перевести вас в блок принудительного содержания, а там уж, извините, условия совершенно иные.
— А позвонить мне можно?
— Все звонки с разрешения следователя. Увы, но это требование, за нарушение которого вам могут изменить режим содержания! — развел руками Глотков. — Надеюсь, вы меня понимаете!
— Ну, я же не псих, — совсем невесело пошутил Корней.
— Вы не псих, — совершенно серьезно сказал Глотков. — В привычном понимании этого слова… Корней Евгеньевич, я вас предупредил?
— И я все понял.
Увы, но Корней находился не в том положении, чтобы качать права. Слишком уж шаткое у него положение. Притом что палата действительно хорошая, двухместная, небольшая, но со всеми удобствами. Опять же, имеется телевизор, что наводило на определенные мысли. Как и санитар за дверью.
Этот санитар сопроводил Корнея в палату и угрожающе усмехнулся, закрывая за ним дверь. Пока он соблюдает режим, все будет хорошо, но стоит ему выйти хотя бы во двор, обстановка резко осложнится. А Корней хорошо знал, что такое жизнь в зоне принудительного содержания. Впрочем, жизнь там быстро из ада превратится в рай благодаря отнюдь не волшебным, хотя и сильнодействующим лекарством. Будешь лежать овощем в собственном соку, сам себе приятный. И никому не опасный.
«А эта койка для меня! — сказала Мила, прямо в форме укладываясь на свободную кровать. — Я такая же сумасшедшая, как и ты! Если с тобой разговариваю!»
— Приплыли! — сказал Корней, обращая взгляд в потолок.
А палата действительно хорошая, чувствуется серьезная заявка на комфорт. И прослушку… Для таких клиентов, как он, эта палата. Для таких опасных в своем стремлении бороться за справедливость. И скрытые видеокамеры здесь могут быть, и просто микрофоны, так что с Милой лучше не разговаривать. Но можно комментировать свои мысли вслух. Иногда. И с умом.
«И не говори!» — вздохнула Мила.
Растянувшись на койке, Корней положил руки за голову. И она повторила за ним.
«А может, мы на самом деле с тобой сошли с ума?» — спросила Мила.
Корней закрыл глаза, давая понять, что внимательно слушает ее.
«Может, это Ямщиков раскрыл убийство Четникова. Убийство Горчилиной. Убийство Субботиной. Убийство Беркова… И никто на самом деле не пытался меня убить».
Корней открыл глаза, выражая удивление. Это, оказывается, Милу все время пытались задушить, а он ее спасал. В своих совсем не смешных фантазиях.
«Ни Моргачев не пытался, ни Тагин, ни Щапов, ни Шипунов, — перечисляла Мила. — А если пытались, то в чьем-то контролируемом бреду. Не знаешь, в чьем?»
Корней снова закрыл глаза, но в этот раз он давал понять обратное. Больше он не хотел слышать Милу. Не хотел слышать правду. Ту правду, которую она не имела права говорить. Потому что сама подстрекала Корнея к убийствам. То Моргачева нужно убить, то Тагина, то Щапова. Но больше всего она зациклилась на Ямщикове. И в конце концов так изменила и без того уже измененное сознание, что Корней отправился убивать. А запись с видеокамер существует только в его ничем не подтвержденном воображении.
«А пэпээсники эти! Почему они постоянно тебя задирают? — говорила Мила. — Почему только тебя?.. Может, ты сам их выдумал? Может, ты инстинктивно боишься полиции? Потому что убил Ямщикова, боишься…»
Давыдов до боли сжал кулаки и свел большие пальцы ног, одним надавив на другой, как делал это в кабинете стоматолога. Мила иногда просто бесила. И ему с ней жить. Возможно, до скончания своих дней…
Даже в плохом нужно искать хорошее — возможно, настала пора заняться этим. Дела хуже некуда, Корней псих и убийца, сдаваться на милость Криулина пока не стоит. Нужно настаивать на своей невиновности, но готовиться к новой для себя реальности. И не просто привыкать к этой палате, а настраиваться на право остаться на привилегированном положении. Торговаться, если надо сдаться на милость закона, но с условием остаться на принудительном лечении в условиях относительного комфорта. Отдельная палата, все удобства, телевизор, а там и прогулки разрешат, если он будет хорошо себя вести… Приспосабливаться надо к новым условиям существования, вживаться в них. Похоже, другого пути у Корнея нет. Только благоразумие, только крепкие нервы, только хорошее поведение может сделать его жизнь вполне сносной. А упрется рогом, сотрут в порошок. Он уже в жерновах мельницы, и с этой данностью нужно срочно смириться.
