Светотени - Сергей Васильевич Гук
Меккель взял у больного кровь из вены и понес в лабораторию. Т-лимфоциты — ключевой элемент иммунной системы — были открыты совсем недавно. Меккель хотел посмотреть, как обстоит дело с Т-лимфоцитами в крови больного.
Есть два типа Т-лимфоцитов: Т-помощники и Т-подавители. Первые включают механизм защиты, вторые выключают. Старательный Меккель решил под микроскопом сосчитать количество лимфоцитов.
Он дважды повторил анализ: итог был тот же. В крови молодого человека практически не осталось Т-помощников, его иммунная система бездействовала, организм не мог сопротивляться никакой, самой пустячной инфекции. Он мог бы жить только в полностью стерильной атмосфере…
Меккель подробно ознакомился с его медицинской картой: помимо обычных простуд и гриппов там значились венерические заболевания. Молодой человек был гомосексуалистом, но каким образом его сексуальные наклонности могли иметь отношение к тяжелому поражению иммунной системы?
Доктор Меккель не знал, что новый вирус, легко перебравшийся из Африки в Европу, а оттуда в Северную Америку, начал странствие по всем континентам. Число его жертв было пока ничтожным. Меккель видел одного из первых десяти больных европейцев, В Соединенных Штатах уже заболели пятьдесят пять молодых мужчин.
Да и вообще о вирусе еще не было сказано ни слова, но Меккель почему-то подумал именно о вирусах. Человек был почти безоружен в столкновении с вирусами. Похоже было, что между людьми и вирусами шло постоянное соревнование в борьбе за выживание. В этой схватке у вирусов было два преимущества: бесконечная способность к изменениям и умение выжидать. Они проникали в организм человека и затаивались, исподволь начиная разрушительную работу.
Нойбер-старший вернулся домой крайне смущенный. Обыкновенно он уже с порога начинал отдавать указания домашним, в основном жене, требовал ужина и холодного пива, переключал телевизор на ту программу, которую хотел смотреть, не интересуясь мнением остальных членов семьи, и рявкал, если кто-то разговорами мешал ему следить за происходящим на голубом экране. Исключение делалось только для Дитера — он мог вставить слово, не рискуя быть отлученным от телевизора и изгнанным из гостиной.
Вся эта история с неудачным поступлением Дитера на работу сильно подействовала на отца. Он не спросил об ужине, а, скинув плащ и обувь, поднялся по крутой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, и осторожно постучал. Дитер не отозвался. Отец неуверенно потоптался у двери, но, пожалуй, впервые не решился войти. Он спустился вниз на кухню.
— Садись ужинать, дети уже поели, — сказала жена.
Нойбер-старший уселся за стол, забыв о пиве.
— Не понимаю, что могло произойти, — пожаловался он. — Со мной не стали говорить, ничего не объяснили. Нет мест, и все. Еще и намекнули, что всех работников пенсионного возраста ждет сокращение.
Нойбер был совершенно убит. Ему было не просто обидно за сына. Он лишился веры в концерн, которому служил всю жизнь. Он начал работать на отца Доллингера, владевшего всего лишь фабрикой, получил первое повышение, когда нынешний хозяин приобрел второй фармацевтический завод, стал получать ежегодные премии, когда Доллингер вошел в десятку крупнейших производителей лекарств, согласился на замораживание зарплаты, когда концерн оказался в трудном финансовом положении, — словом всегда и во всем был вместе с Доллингерами и в какой-то степени считал себя вправе надеяться на взаимность.
Дитер провел самую страшную в жизни ночь. Позднее он не мог даже описать, сколько всего он передумал. Несколько раз он приходил к выводу, что единственный выход из положения — самоубийство. Потом судорожно перебирал в памяти свою жизнь: он хотел понять, когда и где он мог заразиться СПИДом? Под утро он пришел к выводу, что, несомненно, это произошло в Африке, когда они спасали от эпидемии деревню на суданско-заирской границе. С ними была Люсиль, она умерла несколько лет назад от непонятной болезни. Теперь Дитер был уверен, что она умерла от СПИДа. Вероятно, они заразились одновременно. Люсиль была женщиной не очень сильной, и потому она так быстро заболела. Дитер оказался покрепче, и вирус не сразу сломил его.
Утром, избегая встречи с родными, он поспешил к доктору Адатто. У него взяли кровь для другого теста.
— Это стоит подороже предыдущего, — заметил Адатто. — Я отправлю общий счет вашему отцу. Если, увы, результат анализа подтвердит прежний диагноз, то надо подумать о лечении. По моим наблюдениям, болезнь находится на начальной стадии. Надо бороться. Попробуем новинку «Доллингер-Женева», попробуем то, что рекомендуют американцы. В конце концов, подумайте над перспективой путешествия в Париж. В клинике Клод-Бернар вы найдете замечательных специалистов.
Дитер вяло кивал. В нем жила надежда на отрицательный результат второго анализа.
Этой надежде не суждено было осуществиться.
В ту же ночь Дитер напился. Это довело мать до слез, а отец был потрясен. Он не предполагал, что отказ «Доллингер-Женева» произведет на сына такое впечатление. Он обзвонил всех своих знакомых. И поднялся к сыну со списком, который, по его мнению, способен был утешить Дитера: нашлось не меньше десятка мест, где в любую минуту готовы были взять на работу Дитера Нойбера. Дитер в костюме лежал на кровати, на полу стояла початая бутылка крестьянской водки.
— Что ты себе позволяешь? — напустился Нойбер-старший на сына. — Немедленно встань, приведи себя в порядок, выброси мусор, проветри комнату. Не распускайся. Нет повода, я все уладил.
Дитер с трудом разлепил глаза, без интереса посмотрел на отца и потянулся к бутылке.
— Я не позволяю тебе! — Нойбер вырвал у него из руки бутылку и со стуком поставил ее на стол.
Дитер закрыл глаза и отвернулся к стене. Больше он не реагировал на слова отца.
Нойбер-старший вне себя скатился вниз и напустился на жену:
— Это твое воспитание!
— Остановись, — пыталась урезонить его жена. — Он уже взрослый человек. У него горе…
— Какое у него может быть горе! — опять взвился отец.
Сквозь полудрему до Дитера доносились обрывки их разговора.
Скоро они узнают о его болезни. Какой это будет удар для них!
Его тело постепенно переставало исправно служить ему, он чувствовал себя серьезно больным. Но он не в силах был думать о развязке. День за днем он проводил в постели, потеряв счет времени. Когда он не спал, пил. И все же, несмотря на анестезирующее воздействие алкоголя, мысли о самоубийстве не
