Светотени - Сергей Васильевич Гук

Несколько раз он пытался обратиться к богу, вспоминая забытые с детства молитвы. Но чаще в его устах звучало прямое обвинение всевышнему: «Неужели ты настолько жесток, что не оставляешь мне ни одного шанса?»

Более или менее нормально он мог говорить только с доктором Адатто, который был неизменно любезен и внимателен, прописывал все новые лекарства и фиксировал все изменения, происходившие с Дитером.

Три серии анализов, проведенных по трем разным методикам, подтвердили наличие в крови Дитера антител, вырабатываемых к вирусу иммунодефицита человека.

— В лаборатории Меккеля есть одна из самых дорогостоящих медицинских игрушек, — как-то сказал Адатто. — Концерн «Доллингер-Женева» купил ему компьютеризированный аппарат, который вычисляет соотношение Т-подавителей и Т-помощников в Т-лимфоцитах. Я думаю, вам нужен такой анализ. Удовольствие дорогое, но полезное… Ваш отец оплатит счет?

Через день Дитер вновь появился у Адатто.

— Я уже получил результат, — сказал доктор. — Ситуация не так ужасна, как можно было предположить. У здорового человека соотношение два к одному: то есть два Т-помощника к одному Т-подавителю. У вас в крови Т-помощников недостаточно, но они есть. Значит, будем бороться.

Дома Дитера встретила недоумевающая мать.

— Тебе пришло извещение из страховой компании с отказом заключить договор. Они почему-то отказывают тебе в страховке, словно ты старик, больной раком.

Дитера передернуло при этих словах.

— Бог с ними, мама. Мне сейчас не до этого. Потом как-нибудь зайду к ним и выясню, что их смущает.

Дитер стал подниматься к себе, но внезапно остановился. Ему стало ясно: компания, разумеется, не желает страховать больного СПИДом. Но откуда в компании могли знать, что он болен?

Газеты подняли настроение Меккеля. Практически вся швейцарская пресса сочла необходимым написать о нем и о его препаратах. Телевидение попросило разрешения на эксклюзивное интервью и съемку лаборатории Меккеля. Он был благодарен Доллингеру. Если бы не Доллингер, Меккель никогда не получил бы возможность руководить лабораторией и распоряжаться значительными ассигнованиями. Доллингер когда-то нашел Меккеля и пригласил к себе, предложив неслыханный по университетским меркам оклад. Доллингер собрал у себя несколько молодых ученых-медиков, биологов. Часть из них ушла, но двое-трое добились серьезного успеха.

Доллингер внимательно следил за ситуацией в мировом здравоохранении, чтобы прогнозировать изменения на фармацевтическом рынке. Он несколько раз беседовал с Меккелем о новом заболевании, которым занимались в основном американские медики, поскольку больше всего заболевших выявили в Соединенных Штатах, предложил финансировать необходимые исследования.

Меккель охотно отдался работе. Разумеется, его приглашали ко всем пациентам, у которых находили саркому Капоши или пневмоцистную пневмонию. Одного из больных с саркомой Капоши в больнице называли Слоном: его лицо и все тело чудовищно раздулось из-за самой болезни и из-за постоянного приема лекарств. У него стремительно разлаживалась желудочно-кишечная система — без видимых причин. Меккель предложил еще одну серию анализов. Результаты повергли врачей в изумление. В желудке Слона нашли паразитов, которые заводятся только у овец. Повторили анализы — тот же результат! Это был первый случай в истории медицины.

Меккель позвонил видному профессору-ветеринару и спросил, известен ли ему этот овечий паразит.

— Разумеется, — ответил профессор.

Меккель обрадовался. Возможно, есть какой-то простой путь лечения.

— И что вы делаете с овцами, у которых он завелся?

— Мы их пристреливаем, — сказал профессор. — Лечение бесполезно.

При встрече Меккель рассказал Доллингеру эту историю.

— На человечество надвигается страшная болезнь, она не минует ни одну страну, — говорил Меккель, — но правительства, насколько я могу судить, благодушествуют. Деньги, вложенные в изучение этой болезни сейчас, завтра обернутся двойной экономией. Но я вижу, что даже в США, где практически каждый день от этой болезни умирает один человек, правительство держит специалистов на голодном пайке… Мне кажется, я понимаю, в чем дело: жертвы новой болезни — люди, живущие на дне, те, кого считают отбросами общества, кого не хотят принимать в расчет. Если бы в той же Америке болезнь распространилась в основном не среди негров и латиноамериканцев, а среди белых англосаксов, правительство действовало бы иначе. Я помню, какие чрезвычайные меры были приняты, когда произошла вспышка «болезни легионеров». Все дело в том, что от нее пострадали белые граждане, члены Американского легиона, то есть самые что ни на есть уважаемые обществом граждане… Выходит, готовность государства и медицины лечить зависит от того, кто болеет? Но ведь «болезнь легионеров» затронула заведомо меньше людей, чем саркома Капоши и пневмоцистная пневмония уже сейчас. Исходить все же надо из серьезности заболевания, а не из образа жизни заболевших и их сексуальных или иных наклонностей.

Доллингер слегка склонил голову.

— Разрешите и мне реплику? Я внимательно выслушал ваш монолог… Разумеется, вы мыслите так, как и должно врачу. Главное — облегчить страдания больного, спасти его от смерти, вернуть ему здоровье. Но, согласитесь, это узкопрофессиональный взгляд.

— То есть? — не понял Меккель.

— Все зависит от масштаба проблемы. Если думать о конкретном больном — масштаб один, если размышлять о здоровье нации — масштаб меняется.

— Здоровье нации зависит от здоровья отдельных людей, — вставил Меккель.

— Естественно, — Доллингер позволил себе улыбнуться. — Но возьмем такой пример. Существует немалое количество наследственных болезней, большей частью неизлечимых. Больные эти — полуинвалиды — либо физически, либо интеллектуально. Прежде большая часть из них умирала, не успев родить потомство, также пораженное неизлечимыми болезнями. При современном уровне развития медицины продолжительность жизни этих полуинвалидов увеличилась, они плодят себе подобных, увеличивая долю генетически неполноценного элемента в обществе. Разве это укрепляет здоровье нации? Алкоголики, наркоманы, душевнобольные… Их дети в абсолютном большинстве случаев рождаются неполноценными… Медицина упорно поддерживает искорку жизни в самом прогнившем организме, по сути дела опасном для нации. Вот вам и разница в масштабе видения… Новая болезнь, которая вас беспокоит, поражает действительно отбросы общества. Ну так и бог с ними. Незачем их спасать. Важно только уберечь здоровую часть нации от опасности заразиться.

— Боюсь, что это невозможно, — Меккель покачал головой. — Неминуемо болезнь приобретет характер эпидемии и будет поражать людей вне зависимости от занимаемого ими места в обществе. К счастью, мы живем не в стране «третьего мира», нищей и беспомощной. У нас есть все, нет только желания… И мне кажется, вы не совсем правы относительно наследственных болезней и неполноценных детей. Последних действительно стало больше, но увеличилось и само население… Нет данных, свидетельствующих о сколько-нибудь серьезном ухудшении генофонда швейцарского народа. Развитие медицины помогает не столько растянуть агонию, сколько приблизить жизнь этих людей к нормальной. И дети от больных родителей не всегда бывают больными. Чаще наоборот. Сейчас развивается генный мониторинг, он позволяет дать родителям достаточно точный