Светотени - Сергей Васильевич Гук

— В чем дело?

Хаймен почему-то решил, что она спросит — кто это? — и хотел сразу просто ответить: я, Хаймен. Вышло иначе. Он замешкался.

Салли чуть выпрямилась, сдвинула панаму наверх и, косо оглядывая Хаймена, выдавила:

— Боже!

Он присел рядом:

— Вот. Решил приехать. Сюрприз. Ты же хотела…

Про себя он отметил, что все прошло гладко, никто не обратил на них внимания, и Салли, к счастью, не разоралась, а он боялся: Салли — необузданна и, если бы ей пришло в голову, могла устроить спектакль на весь пляж.

Салли едва выдавливала слова. Бакстер с благодарностью вспомнил Манчини. Молодец Билли! Все учел… «к одиннадцати Салли прогреется до одури». Так и есть, язык едва ворочается.

Он посмотрел на часы. Без двух одиннадцать. Прекрасно. Еще двенадцать минут.

Салли спросила: не хочет ли он пойти в номер, переодеться или вымыться с дороги? Хаймен помотал головой. Успеется. Она согласилась, провела пальцем по его взмокшей груди, вяло прошептала:

— Пойди, купнись. Вода — чудесная, потом поболтаем.

Бакстер быстро скинул штаны и рубаху. Через минуту он плыл, шумно фыркая и не оглядываясь назад.

Странно. То ли вода успокоила? То ли в голосе Салли, когда она предлагала ему искупаться, послышалось неподдельное тепло? Но Хаймен, перевернувшись на спину и глядя в синь неба, и представить не мог, что всего через несколько минут выскочит на берег, подойдет к шезлонгу, приляжет рядом, будто погреться после прохладной, воды, и… приступит к делу.

Главное, чтобы Салли не затеяла разговор, а лежала, укрывшись панамой так же, как когда он подходил. Он запустит руку в сумку, нащупает шприц, вытащит, оглядится и…

Ненависти к Салли не осталось. Ее смыла вода. Хаймен зажмурил глаза, покачивало, вода заливала лицо, щекотала ноздри.

Он изогнулся, взглядом, затуманенным водой, поймал белый прямоугольник отеля, вершины далеких гор, птицу, парящую над пляжем, и поплыл к берегу.

Вышел не сразу; минуту-другую полежал у самой кромки, чувствуя, как крохотные волны тщатся выбросить его тушу на прогретый песок.

Хаймен открыл глаза. Осмотрел пляж слева направо. Еще когда он стоял на площадке и отыскивал Салли, то обратил внимание, как меж разомлевших тел нет-нет да и протащится, позвякивая колокольцами, странная процессия: закрытые индийские носилки, расшитые поддельной парчой, и двое дочерна загоревших носильщиков в коротких штанах. Сквозь нити бисера и будто бы драгоценных камней, нанизанных на веревку, мелькали фигуры катающихся по пляжу. Иногда мужчина, иногда женщина. Чаще ребенок. Аттракцион. Развлечение. Каждому, особенно малышам, хотелось почувствовать себя набобом всего за несколько монет.

Только что такие носилки прошмыгнули совсем рядом с шезлонгом Салли, и Хаймен подумал: «Некстати. Наверное, Салли задремала на солнце, и теперь проклятые колокольцы могли все испортить».

Бакстер направился к жене. Салли лежала, широко раскинув ноги и надвинув панаму так, что и лица не видно.

Бакстер подумал, что поза Салли непристойна и, когда ее найдут, получится нехорошо, вызывающе, что ли, но не рискнул что-либо изменить. Улегся рядом, просунул руку в сумку, нащупал шприц…

Глухой удар. Хаймен повернулся, увидел, как неподалеку шлепнулся мяч. К нему со всех ног бежал широкоплечий детина, который, казалось, вот-вот сметет и шезлонг и Салли. Бакстер даже губу прикусил от неожиданности и злобы, быстро отдернул руку. Только этого кретина не хватало.

Верзила даже не взглянул на Бакстера. Хаймен перевел дыхание, посмотрел на часы и обомлел. Четверть двенадцатого. Время летело. Бакстер оглянулся. На одного настороженного взгляда. Вынул шприц…

Все получилось быстро и просто. Салли и не вздрогнула. Бакстер повесил сумку на плечо и, не спеша, потащился по граниту, нагретому солнцем, ступни приятно обжигало.

Бакстер сразу же поймал такси и оказался в аэропорту задолго до посадки. Самолет вылетел без задержек. Около двух Бакстер прошел по двору, в который выходила дверь с черного хода. Никого. Он оглянулся и быстро побежал по ступеням вверх. Давно он не бегал так высоко, без лифта. Сердце выскакивало. От нагрузки? Или от того, что позади? Или от всего вместе? Ему здорово досталось сегодня.

Когда Бакстер приоткрыл дверь в кабинет, его голос так и сыпал ругательствами; Манчини, скрестив руки на груди, ласково глядел на магнитофон; перед Билли застыла гора бутылок из-под воды и порожний стакан. Глаза Билли блестели, он малость выпил и даже Бакстеру приготовил. Хаймен тут же хлопнул свою долю. Запил и с шуршащим уф-ф рухнул в кресло.

Манчини вышел на черный ход, вытащил небольшой баллон.

Бакстер приходил в себя. Манчини запшикал баллоном. Хаймен вытянул ноги, подумал, что так же лежала Салли, лениво спросил:

— Что это у тебя?

Билли обработал дверной косяк снаружи и внутри, запер дверь и прошелся по всей поверхности еще раза два. Задернул декоративную штору. Повернулся к Бакстеру, кивнул на баллон:

— Пыль. Высшего качества. Смекнул?

Бакстеру и в голову не приходило, что кто-то выпускает пыль в баллонах. Оказывается, и такое есть. Сейчас чья-то смекалка здорово выручила их. Никто не подкопается. Любой увидит, что дверь на черный ход месяцами на запоре.

Манчини спрятал баллон и магнитофон, нацепил Бакстеру его любимый галстук, придирчиво осмотрел кабинет и направился к двери в приемную. Решительно распахнул ее, посмотрел на секретаршу долго и пронзительно, так, что девушка не смогла смолчать и выдавила:

— Как поработали? Успешно?

— Как никогда! — Манчини торжествующе улыбнулся. Он не лгал, и каждый это видел.

Вечером пьяный Бакстер заплетающимся языком рассказывал Билли:

— Ужас! Громадина прет, как бешеный слон. За мячом! Представляешь? А у меня уже в р-руке… — Бакстер отхлебнул прямо из горлышка, икнул, виновато ухмыльнулся. — Какие-то идиоты носятся по пляжу в носилках. Каждый сходит с ума, как может. Салли — молодец! Впервые в жизни я его доволен. Правда! Никаких неожиданностей. — Бакстер внезапно протрезвел, глаза заледенели. — Сработает? Препарат надежный?

Манчини хрустнул галетой, весомо кивнул. Бакстер снова расслабился.

— Искупался. Вода — чудо. Когда разберусь с деньгами и все такое, обязательно поедем отдохнуть. Вдвоем. Я решил, из того, что получу, выделю кое-что тебе. Долю по справедливости. Ты все разработал. — Бакстер, хоть и пьяный, смекнул, что не следует захваливать Билли, поспешно добавил: — Конечно, самое трудное — сделать, а не придумать. Поверь. За вето жизнь у меня так поджилки не тряслись. То взгляд, то шум, то вздох. И все вроде бы по твою душу. Чертяки. Дергаешься без конца. — Хаймен успокоился. — И вообще… я думал, страшнее. Оказалось, ничего особенного, на собрании акционеров иногда дергаешься так же, если не больше.

Манчини убрал со стола, оттащил посуду на кухню. Бакстер предложил сыграть в шахматы. Билли отказался. Бакстер посмотрел на часы, выдавил: «Как думаешь,