Светотени - Сергей Васильевич Гук

Манчини подставил лицо солнцу:

— Главное — здоровье.

Оба усмехнулись.

С выкупом Бакстер тянуть не стал. Выполнил все требования бандитов. Пришлось получить необходимую сумму пятидесяти- и стодолларовыми купюрами и потратить немало времени на их многократный обмен-отмывку. Похитители Салли знали, что, когда в банке берут крупные суммы наличными, номера ассигнаций фиксируются. Процедуру передачи денег продумали довольно тонко, так, чтобы Бакстер и надеяться не смел на захват бандитов, обратись он в полицию. К тому же тогда Салли наверняка рассталась бы с жизнью.

Президент фирмы дал понять: неприкосновенность Салли — жены высшего чиновника — и репутация фирмы — одно и то же. Никто не станет покупать товар фирмы, один из руководителей которой не сумел снасти собственную жену. Президент держался холодно, даже надменно и смотрел на Хаймена с плохо скрытой неприязнью. Бакстер сразу почувствовал, что президент преподаст ему хороший урок: когда прощались, старик намеренно не вышел из-за стола, и рука Бакстера повисла в воздухе…

Через час после передачи денег появилась Салли. Она подъехала к дому на развалюхе, которая, казалось, вот-вот задымится, и бросилась на шею Бакстеру.

Вечером сидели втроем — заехал Билли. Салли описывала свои злоключения, и Хаймена не покидало ощущение, что он попал на дурное представление, когда все скверно: в зале сумасшедшая духота, на сцену без слез не взглянешь, а сосед вроде бы и не подозревает о мыле и воде.

Что бы ни говорила Салли, Бакстер думал только о деньгах, которых лишился, и о том, что судьба обошлась с ним несправедливо. Салли бегала по дому и ойкала, будто видела все впервые. Когда она истерично выкрикнула: «Где попугай?» — Хаймен мрачно ответил, что его сожрала кошка.

— Вместе с клеткой? — злость Салли перехлестывала через край.

Хаймен промолчал и с тоской подумал: теперь такое на всю жизнь. Сыграли в шахматы. Бакстер хотел, чтобы Билли побыстрее уехал — не терпелось спросить Салли, отдаст ли она деньги, которые он снял со своих счетов для выплаты похитителям.

Наконец Манчини раскланялся. Хаймену показалось, что оба — жена и друг — смотрят на него с жалостью. Он едва не взорвался, потом сообразил, что, скорее всего, устал, и к тому же скандалить — значит настроить Салли против себя и значит забыть о возвращении денег навсегда. Заломило в затылке. Отчего? От сознания, что снова придется приспосабливаться к Салли, и еще искуснее, чем раньше. Где запастись терпением? Где раздобыть улыбки, которыми он будет одаривать Салли? Где набраться мужества, чтобы спокойно сказать себе: будешь у нее под каблуком сто лет.

Салли развалилась в кресле, Хаймена так и подмывало спросить: «Салли! Помнишь, я приехал к тебе в Си-Кейп? Ты поохала, впрочем умеренно. Отчего такая сдержанность? До сих пор не пойму. Впрочем, ладно. Знай, Салли, когда ты жарилась на солнце, прикрыв наглую физиономию панамой, я вкатил тебе такую дозу черт знает чего, что за тебя никто не дал бы и цента. Как же случилось, что я выложил сотни тысяч, чтобы сейчас дрожать от мысли о том, что все начинается сначала (брак с тобой, нерасторжимое супружество) и ты жива-живехонька? Может, ты заколдована? Или господь решил продлить мои мучения? Или что же случилось, черт тебя дери!»

Салли допила вино, спокойно сказала, чтобы Бакстер завтра же съездил в лавку с живностью и купил двух самых лучших попугаев. Почему двух? Чтобы смягчить горечь утраты. Хаймен заметил, что проклятые птицы жуть какие дорогие и что у него нет свободных денег. Салли махнула рукой: нашел о чем говорить.

Хаймен решил попробовать:

— Кстати, Салли, — он потянулся, — те деньги, что я внес за тебя… могу я на них рассчитывать?

Никогда он еще не видел такой улыбки у Салли. Если порубить на мелкие кусочки веревку висельника, топор гильотины и ремни от электрического стула и все перемешать, получится как раз то, что изобразили пухлые губы и широко открытые глаза Салли. Хаймен отпрянул. Салли поднялась:

— Не будем больше говорить о ерунде.

Бакстеру показалось, что сейчас, сию секунду голова лопнет и страшная внутренняя дрожь разорвет его на части; он едва сдержался, чтобы не вцепиться ей в глотку.

Через две недели Бакстер покинул фирму. Все сожалели. Особенно Билли. Хаймен целыми днями сидел дома, наливал воду попугаям, подбрасывал прожорливым птицам нарезанные кусочки фруктов, зерна и старался, чтобы Салли застала его за этим занятием.

Однажды пришел Манчини, выиграл подряд четыре партии в шахматы и сказал, что хотел бы серьезно поговорить с Бакстером. Салли ушла к себе.

Билли долго ходил вокруг да около, потом, видимо устав, рубанул:

— Хай, мы с Салли будем жить вместе. Тебе придется уехать.

Бакстер хотел спросить: куда? Вовремя понял, как глупо прозвучит вопрос. Он жадно выпил (последнее время от него частенько попахивало):

— Слушай, Билли, я, конечно, уеду. Дом ее и все здесь ее, и даже воздух и трава здесь ее. Не бойся, уеду. Только скажи, что вы со мной сделали? Ты же знаешь что-то? Скажи. Как вы обманули меня? Обобрали, как ребенка. Не хочешь? Ладно. Одного не пойму. Сообщение в газете было? Определенно. Значит, Салли погибла. Нет сомнений. Что же потом случилось?

Манчини вынул бумажник, достал фотографию. На фоне синего неба и моря отчетливо видны фигура и лицо Бакстера, склонившегося над шезлонгом с женщиной.

Хаймен вырвал фотографию. Стопроцентная улика — он убивает Салли.

— Так я ее убил? — выдавил Хаймен. — Может, это не она? Там! — он кивнул на кухню. — Не Салли? Может, грим или еще что?

Бакстер вскочил. Казалось, войди сейчас Салли, он набросится на нее, сорвет одежду, ногтями начнет сдирать кожу, лишь бы удостовериться, что перед ним не его жена.

— Глупости. — Манчини сгреб фигуры. — Салли и есть Салли, дурачок. Я когда-нибудь расскажу тебе все.

Бакстер дотронулся до рукава Манчини.

— Я не сержусь. Ты сильнее и выиграл. Так всегда бывает. — Он подумал, что на деньги, оставленные дедом, купит себе крошечное дельце и заживет тихо и спокойно в забытом богом городке с чистым воздухом и красивыми закатами.

Манчини дотронулся до фотографии.

— Видишь ли, Хай, фото против тебя. Придется выкупить или…

Бакстер даже не испугался, все выгорело. Рухнула надежда на небольшое дело и сказочный городок в глубинке. Он, собственно, и не рассчитывал на такую удачу, понимал, что еще не расплатился за решение убить Салли.

— У меня нет денег, — тихо сказал Бакстер. — Ты же знаешь. Все, что было, я отдал за Салли и ничего не получил назад. Вы будете жить здесь, а мне придется что-то придумать. Мне