Под занавес - Ростислав Феодосьевич Самбук

Подошли Бутурлак и Вера. Девушка всхлипывала виновато:

– Это я – мазюка... Он же мог убежать...

Бутурлак перевернул Коршуна на спину.

– Вот и конец... – хрипло сказал лейтенант. Опёрся спиной о дерево, пощупал затылок. Пожаловался: – Всё же немного оглушило меня, и Коршуну удалось оторваться... Однако я не видел, как вы опередили меня...

– А мы по прямой, – объяснила Вера, – Андрей здесь все тропы знает.

– Мы отрезали ему отступление и встретили здесь, – добавил парень.

– Молодцы! – глаза Бутурлака смеялись. – Дорогие мои дети... – Взглянул внимательно на девушку с небрежно заплетёнными косичками, которая твёрдо держала карабин в руках, на курносого, веснушчатого, с голубыми глазами мальчишку, который уже почти перерос его. – Мои добрые друзья, – закончил он. – Возвращаемся в село, потому что там уже волнуются...

Сейчас, идя по львовским улицам, Андрей вспомнил улыбку, с которой были сказаны эти слова. На душе стало тепло, он шёл и улыбался, думал о Вере.

Неужели на свете есть лучше и красивее неё?

III

Отец Иосиф Адашинский знал, что перед ним сидит эмиссар главного руководства ОУН, однако это мало беспокоило его. Точнее, отец Иосиф немного обманывал сам себя, какой-то червячок тревоги всё же лежал под сердцем, но, в конце концов, что такое теперь главное руководство? Сидят где-то себе в Мюнхене и думают, что здесь все будут танцевать под их дудку.

Да чёрта с два! Он не настолько глуп, чтобы добровольно подставлять свою голову под удар, она ему дороже всех идей ОУН и её главаря Степана Бандеры. И пусть этот эмиссар болтает, что хочет, он, отец Иосиф, будет осторожен, как олень, а холоден и мудр, как змей.

– Да, да... – сказал он и неопределённо покачал головой. – Может, уважаемый пан хочет кофе?

Эмиссар главного руководства как раз начал рассказ о новых указаниях шефа ОУН – реплика отца Иосифа прозвучала несколько нетактично, сбила его с мысли, как-то приземлила и вернула к суровой действительности. Он пристально посмотрел на отца Иосифа – не издевается ли тот, но его преосвященство смотрел на него доброжелательно, словно именно от того, хочет ли его гость кофе или не хочет, зависело практическое воплощение идей, выдвинутых эмиссаром главного руководства.

– Его преосвященство имеет настоящий кофе? – улыбнулся он недоверчиво. – Даже у нас там он стоит баснословные деньги. Неужели большевики так щедры и продают его вам?

Отец Иосиф подумал, что этот зарубежный гость многого не знает и ему придётся здесь несладко. Хлопнул в ладоши, призывая домработницу, и мягко приказал:

– Пожалуйста, кофе нам, Фрося, и пирожных.

Эмиссар главного провода завистливо посмотрел на Фросю и невольно выпятил грудь: симпатичный чертёнок, этот чёртов поп умеет устраиваться. Пошевелился в кресле и закинул ногу на ногу. Но, увидев пятна на брюках, спрятал ноги. Привык носить красивые костюмы, сшитые у модных портных, а здесь пришлось маскироваться под бедного деревенщину, который носит одежду до тех пор, пока она не станет просвечивать, и даже тогда ещё долго думает, стоит ли покупать новую.

Эта роль была не по вкусу эмиссару главного провода. Жил в достатке, даже в роскоши: отец имел магазин в Коломые, дал сыну университетское образование, и тот оправдал его надежды. Редактировал одну из националистических газет, за что и был прислан самим Степаном Бандерой. А теперь – грязные, испачканные штаны...

Эмиссару главного провода было уже за сорок, но он хорошо сохранился. Имел торс спортсмена и подчёркивал это, туго затягиваясь ремнём, от чего его развитая грудь выпячивалась вперёд ещё больше, а плечи как будто расширялись. Даже совсем голый череп не огорчал его, от этого ещё больше увеличивался и так высокий лоб и выразительнее становились косматые брови над пронзительными глазами. Всё это должно было свидетельствовать о строгости натуры Юлиана Михайловича Штеха, его волевом характере, совершенно лишённом излишней сентиментальности. Кому она сейчас нужна – в то время, когда они ведут такую жестокую борьбу с большевиками?

Юлиан Михайлович знал, что эта борьба давно уже проиграна, с тех пор, как захромала гитлеровская лошадь, но теперь, когда американцы поссорились с союзниками, снова появились какие-то шансы, иначе он ни при каких обстоятельствах не согласился бы, рискуя жизнью, переходить границу, чтобы разворошить это гнилое болото во Львове.

Служанка принесла кофе. Юлиану Михайловичу захотелось сразу выпить, чтобы даже немного обжечь губы, но он сдержался и медленно поболтал ложечкой, размешивая сахар. Один комочек на две трети чашечки, чтобы кофе был слегка сладковатым, чтобы только приглушить его горечь, – тогда можно пить маленькими глотками, чувствуя, как постепенно исчезает усталость и кровь быстрее пульсирует.

Наконец отпил и косо посмотрел на отца Иосифа.

Этот поп не очень нравился Штеху. Бледное, вытянутое нервное лицо, тонкий нос с чувственными ноздрями, узкие губы и живые глаза. Такие нравятся женщинам, а это, по глубокому убеждению Юлиана Михайловича, было несправедливо, потому что женщина во всём должна подчиняться мужчине, а как она будет подчиняться такому вот?

Юлиан Михайлович потёр тыльной стороной ладони подбородок с ямочкой (о, эта ямочка: она так портила мужественное и волевое лицо эмиссара главного руководства, как-то смягчая его грубые черты), нахмурил косматые брови и сказал категорически:

– Главное руководство рассчитывает на вас, святой отец, потому что наша борьба священна, и церковь во всём должна способствовать ей.

Его преосвященство лёгким движением остановил Юлиана Михайловича.

– Мы делаем общее дело, и главные деятели ОУН не могут обижаться на церковь, – ответил не менее твёрдо. – Впрочем, следует учесть новые условия и некоторую, я хочу подчеркнуть это, перегруппировку сил.

– Которая всё время меняется в пользу большевиков?

Уголки губ у отца Иосифа опустились. Ответил с горечью:

– К сожалению. Но святая церковь никогда не примирится с этим. – Сплёл тонкие пальцы на груди, сжал крепко, аж побелели. Кто-кто, а он знал о связях церкви с оуновцами. Кто может подсчитать, сколько лидеров организации происходят из семей священников, где их воспитывали в духе любви и уважения к князю церкви митрополиту Андрею Шептицкому? Сам Мельник, который взял бразды правления после убийства Коновальца и возглавлял ОУН до сорокового года, когда Бандера со своими соратниками раскололи организацию, – многолетний управляющий имениями митрополита. Не говоря уже о нынешнем