Про других и про себя - Аркадий Миронович Минчковский

Так-то это было так, но всё-таки... А ну гитлеровцы заподозрят в разгуливающем по прифронтовой полосе пареньке неладное. Кто знает, сумеет ли Ион выбраться из трудного положения. Охватывали меня сомнения. Не наделать бы мне своей выдумкой беды!

Я вызвал мальчика и всерьёз, как со взрослым, с ним поговорил. Спросил, согласен ли он, не боится ли и сумеет ли выполнить столь нелёгкое задание.

У Иона даже вспыхнули уши — так он, видно, внутренне запротестовал. Как это я могу о нём думать, что он испугается? Он неподдельно обрадовался, что заслужил доверие командира. Встал передо мной, как настоящий разведчик. Сказал, что всё увидит и разузнает самым лучшим образом и что никто про него ничего настоящего не поймёт. Будет ходить от двора к двору, как батрачонок, который ищет работы. Тут, у границы, многие знают румынский и ему не удивятся.

Ну, а если и в самом деле кому-нибудь потребуется батрак, во что трудно верить, тогда он не сойдётся в цене и уйдёт дальше.

Пока я предупреждал Иона об опасностях, которые ему могут угрожать, и объяснял, как быть, если ему не повезёт, он понятливо кивал головой и, глядя на меня своими внимательными глазами-угольками, повторял:

— Да, товарищ гвардии капитан!.. Да, капитан. Да, да!

— Ну, так, — закончил я инструктаж. — А теперь нужно найти тебе одежду, и победнее, чтобы ни у кого и мысли не явилось, кто ты на самом деле.

Ион неожиданно засмеялся.

— Можно, я сейчас, товарищ капитан?

И, не успев дождаться моего разрешения, сорвался с места, выскочил на улицу.

Минут через десять он уже опять был здесь с каким-то узлом, завязанным в старый платок, что ли. За Ионом тут же явился недоумевающий Грищенко, которому тот, в чём дело, не объяснил.

— Позвольте мне туда, товарищ капитан, — кивнул мальчик на вход в соседнюю комнату.

— Иди, если надо.

Как только дверь за Ионом затворилась, старшина с удивлением и некоторой опаской спросил:

— Что это с ним? Як свихнувшийся, прибёг. Узял всё своё барахло — и опять до вас.

— Какое барахло?

— Та ж свою одежонку неладную... Я ж ему давно сказав: выкини ты сю рвань. А вин — не. Подальше её от меня заховал. Он, товарищ гвардии капитан, в страхе, что если мы его отправим до дому, то и обмундирование назад заберём. В чём тогда, думает, домой пойдёт, чи голый?

— Ах вот оно что.

Про себя я подумал, что жизнь научила маленького батрака не очень-то верить людям и на всякий случай быть себе на уме.

Не прошло, наверное, и десятка минут — в комнате, будто в сказке, стоял тот самый бедный подросток — Гекльберри Финн, каким мы его увидели летом. В старой соломенной шляпе, в прохудившейся, неумело зашитой рубахе и в тех же, ни длинных, ни коротких, штанах и с босыми ногами.

Вид у него для разведки был лучше не надо. Но ведь хоть и тёплая, но уже осень, а он босой. Но Ион сказал, что он всегда до самой зимы ходил босиком и это ему ничего. Было и другое. Шляпа теперь уже прикрывала не грязные, давно не стриженные волосы, да и лицом он сейчас был мало похож на голодающего мальчика. Но ведь прежним, невзрачным и худым, знали мы его. С чего другим представлять его таким, каким он был раньше.

— Ну, а если спросят, откуда тут взялся, что станешь отвечать?

— Буду, — сказал он, улыбаясь, — буду говорить, от красных казаков ушёл. Боюсь их. Хозяин мой, скажу, убежал в Бухарест. Меня с собой не взял, бросил. Вот и хожу.

— Вид у тебя, понимаешь, сытенький.

— Буду сказать, что, как боярин убежал, мы, батраки, без него ели что хотели, и сало ели.

— Вин башковитый, — одобрил сообразительность воспитанника старшина. — Найде шо казать.

Тут явился лейтенант Сердюк. Старшину мы отпустили с обмундированием Иона, которое Грищенко унёс от лишних глаз завёрнутым в тот же платок. Втроём мы склонились над картой местности. Старались, чтобы Иону тоже всё стало понятным. Установили, где он переберётся через реку. Показали, какие нужно посетить хутора и когда возвратиться туда, где будет ожидать Сердюк. Никакого и подобия часов у Иона не могло быть. Догадываться о времени он должен был по солнцу.

Наше совещание происходило ранним утром. Вскоре оба разведчика покинули расположение части. Ион ушёл из деревни садами, так, чтобы его и в старом наряде не увидел никто. Сердюк отправился минут на двадцать позже. Встретиться они договорились поблизости к излучине реки, где намечалась переправа. Оттуда уже Иону предстояло пробраться на территорию, контролируемую противником.

Нам оставалось ждать разведчиков и готовиться к выполнению боевого приказа.

Была уже ночь, когда в часть в одиночестве вернулся Сердюк. Встревоженный, он доложил, что в установленном месте Иона не дождался и с наступлением темноты, хотя тот обещал вернуться с заходом солнца. Результаты инженерной разведки нам необходимо было знать до ночи. Прождав мальчика лишние часа полтора, лейтенант принял решение возвращаться в часть.

Инженерная разведка была благоприятной, если не считать того, что поблизости леса с деревьями, годными для изготовления плотов, не росло. Их нужно было откуда-то привезти.

Я поблагодарил Сердюка и сказал, что он поступил правильно. Не приди он к ночи, дело могло обернуться невыполнением приказа. Теперь я велел лейтенанту идти отдыхать. Но он сразу не ушёл, задержался, всё недоумевая, куда мог задеваться Ваня. В своей засаде Сердюк ничего настораживающего с той стороны берега не слышал.

Я терялся в беспокойных догадках. Где же был наш юный разведчик? Неужели его постигла беда?

Ругая себя за опрометчиво принятое решение — послать во вражеский тыл мальчика, я лежал на койке не в силах заснуть и завидовал тому, что мой ординарец ефрейтор Фоминых давно спит.

Сибирский парень по происхождению, несколько медлительный, но настойчивый и старательный, когда это требовалось, Коля Фоминых обладал удивительным свойством засыпать в любую минуту, где только предоставлялась для него возможность. Спать ему не мешали ни разрывы снарядов артиллерии, ни пулемётные очереди, ни громыхание идущих мимо танков.

Бывало, ещё на земле Украины останавливались мы в хатах-мазанках. Фоминых забирался на печку или устраивался на лежанке возле неё — любил тёплые места. Лишь придёт время сна, сразу