Наташа Славина. Повесть для юношества - Вера Сергеевна Новицкая
«До скорого, теперь уже действительно скорого и радостного свидания!» — заканчивал он обыкновенно свои письма.
И Наташа верила в это радостное свидание, жила и дышала мыслью о нем.
В противоположность Наташе, настроение Кати становилось все мрачнее и мрачнее: видимо, девушку угнетали какие-то неприятности и тревоги. Она казалась крайне озабоченной, часто о чем-то задумывалась, была рассеянна, раздражительна и резка больше прежнего. Под влиянием бессонных ночей и переживаемых треволнений красивое лицо ее осунулось и побледнело. Постоянно осаждали ее какими-то записочками, раздражавшими и беспокоившими ее. После каждого такого послания, которое Анисья с мрачной физиономией ей вручала, кастрюли ожесточенно толкали друг друга или самоварная труба злобно ударяла по кочерге. Но Анисья даже с Наташей никогда ни словом не делилась тем, что, по-видимому, сильно тревожило и ее саму.
Однажды принесли большой серый конверт со штемпелем одного из местных магазинов. На сей раз пакет был адресован на имя Дмитрия Андреевича, которого, вероятно, считали уже вернувшимся из-за границы. Катя случайно оказалась дома. Уловив через открытое окно своей комнаты два-три слова из разговора мальчика с Анисьей, она мигом очутилась в кухне.
— Дайте письмо. Я сегодня собираюсь писать брату, так и вложу его в свой конверт, — почти выхватила она пакет из рук посланца, после чего, слегка покрасневшая, быстро вернулась к себе.
Прибиравшая на следующее утро ее комнату Анисья нашла под столом целую массу сероватых клочков бумаги. Свирепым ударом половой щетки о ножку письменного стола приветствовала она эту находку, и неразборчивое сердитое бормотанье, прерываемое энергичным шмыганьем, донеслось из-за закрытых дверей.
В тот же вечер, когда Наташа, сидя у письменного стола, готовилась к предстоящему близкому экзамену, Катя вошла в ее комнату.
— Наташа, не можешь ли одолжить пятнадцать рублей, мне необходимо, у меня ни копейки, не на что месяц дожить. Дай, пожалуйста.
Наташа, вся вспыхнув, растерянно молчала, мысленно соображая положение вещей.
«Отдать пятнадцать рублей? Но это значит отказаться от своей заветнейшей мечты — от подарка Диме. Сейчас у меня сорок пять рублей, завтра я получу еще пятнадцать жалованья, всего будет шестьдесят, из них пять я должна заплатить за белое платье, которое почти готово, останется пятьдесят пять. А что, если ювелир не уступит медальона за пятьдесят рублей? Может быть, он только обещал, чтобы заманить! Строго говоря, я ничего не могу дать Кате, ни рубля». — Что ж ты молчишь? Не хочешь, так не нужно, — уже рассерженно проговорила Катя.
«Надо дать пять рублей, авось уступят за пятьдесят. А нет, так я могу еще свой золотой браслетик прибавить», — быстро пронеслось в голове Наташи.
— Мне очень совестно, Катя, но я в состоянии дать тебе всего пять рублей, больше никак, — смущенно сказала она.
И тут же, открыв ящик письменного стола, достала золотой.
— Неужели же больше не имеешь? Ведь ты должна была на днях получить жалованье?
— Еще не получила.
— А когда получишь?
— Завтра.
— Ну, в таком случае я подожду до завтра.
Смущение Наташи росло:
— Нет, Катя, я и завтра не смогу больше ничего дать, у меня уже рассчитана каждая копейка. Поверь, мне очень неприятно отказывать тебе.
— Мне казалось, когда люди живут вместе, следует помогать друг другу. Впрочем, у всякого свои взгляды. С этими словами Катя с видом оскорбленной королевы скрылась за дверью.
Наташа облегченно вздохнула, ее измучил этот разговор.
— Ну и пусть говорит, что хочет, мне теперь уже все равно, совесть моя чиста. Если бы я на себя хотела тратить — другое дело, но отнять от Диминого подарка… Нет, это ни за что!
На следующий день Наташа, сияющая, вернулась с занятия домой. Не омрачили ее настроения злые, уничтожающие взгляды, бросаемые Катей по ее адресу: в кармане лежали пятнадцать рублей, те самые деньги, которые должны были закруглить и дополнить необходимую сумму.
«Как жаль, что нельзя сейчас, сию минуту пойти в магазин, но это положительно невозможно — завтра экзамен, и самый серьезный, по специальности. Значит, только в воскресенье, потому что по возвращении из гимназии слишком поздно будет, ведь пока сорок шесть учениц проэкзаменуют».
Девушка открыла ящик стола, достала прежние деньги, присоединила к ним принесенные сегодня. Она аккуратно сложила их и любовно сжала между ладонями.
«Я точно скупой рыцарь, — сама над собой посмеялась она, — прямо-таки нежность чувствую к этим бумажкам. А прежде мне так странно было, как можно любить деньги, я им никакой цены не придавала. Впрочем, сейчас это исключение. Но чтобы в деньгах вообще было счастье — с этим никогда не соглашусь». До утра просидела Наташа над своими учебниками, зато не осталось ни одного непросмотренного билета. В пять часов она разделась, легла и заснула как убитая. Только в половине десятого открыла она глаза и, взглянув на часы, так и ахнула. О чае нечего было и помышлять, едва можно было успеть плеснуть на себя холодной водой, наскоро переплести косы и, одевшись, стремглав лететь. Результатом такой поспешности были забытые под подушкой носовой платок и кошелек с мелочью, а на столе — ключи и программа.
Радостная, веселая, почти бежала она в гимназию и еще более довольная, возбужденная, возвратилась домой: была получена пятерка, и присутствовавший на экзамене помощник попечителя поблагодарил ее, сказав, что давно уже не имел удовольствия слышать такой осмысленный, глубоко обдуманный ответ.
Само собой разумеется, что в тот же день было пространно обо всем доложено Дмитрию Андреевичу. В этот вечер Наташа ложилась спать с таким чувством, с каким в детские годы засыпала накануне своих именин в ожидании чего-то особенно праздничного и торжественного: завтра эмалевый цветочек с брильянтовой росинкой будет в ее руках.
Следующий день было воскресенье, и лавки открывались
